И когда Ленин, узнав, что среди делегатов-большевиков находятся иваново-вознесенцы, сам разыскал их, то это выглядело вполне естественно. Положив руку на плечо Фрунзе, пытливо заглядывая ему в глаза, Ленин расспрашивал об Иваново-Вознесенской стачке. Интересовался подробностями: как приняли рабочие лозунг о свержении самодержавия, были ли колеблющиеся, как возник «социалистический университет» на берегу Талки, как велись переговоры с фабрикантами, кто руководил Советом рабочих депутатов, сколько было среди депутатов мужчин и женщин, обращались ли за помощью к Совету крестьяне окружающих уездов, в самом ли деле по постановлению Совета были закрыты все винные лавки, как распределялась помощь наиболее нуждающимся стачечникам, из чего создавались фонды помощи, как помогали рабочие других городов, сколько тысяч рублей было собрано? Узнав, что ивановцам присылали деньги со всех концов России, даже из далекого Иркутска, Владимир Ильич оживился:
— Из Иркутска! А ведь это великолепно…
И постепенно Фрунзе стал смотреть на события, в которых сам участвовал, как бы глазами Ленина и в полную меру оценил грандиозность всего. Ведь то было только начало… Но какое начало!
Завтра он снова на несколько месяцев покинет Шую, Вместе с Андреем Бубновым, также избранным делегатом на съезд, сперва отправятся в Петербург, а потом…
…Уряднику Перлову не везло. Он снова потерял след Арсения. Тогда он решил арестовать Павла Гусева. Был в полиции еще один человек, которого Перлов даже в расчет не брал: пристав первого стана Декаполитов. Вот этот пристав и выследил Арсения.
В дверь не стучали. Под напором полицейских она слетела с петель. На какое-то мгновение Фрунзе увидел мясистое лицо пристава, а потом, не раздумывая, ударил ногой по оконной раме и выскочил на улицу. Метнулся к забору, но за забором послышались голоса полицейских. Они подходили со всех сторон. Фрунзе выхватил из-за пояса маузер, вынул из кармана браунинг. Он не сомневался, что пробьется. Кривые улочки, пустырь, овраг, заросшей тальником, только бы добежать до оврага… В его комнате полицейские найдут гектограф, кипу партийной литературы, две винтовки «Винчестер».
— Не стреляйте! Пожалейте детей!..
Это кричала обезумевшая от страха хозяйка квартиры. Дети проснулись, вскочили с постели и стояли, уставившись широко открытыми глазами на полицейских. И если стрелять… то ведь все может случиться…
Скрипнув зубами, он швырнул револьверы на землю…
В полицейском управлении его провели к исправнику Лаврову. Несмотря на то что шел пятый час, исправник был на ногах и при полном параде. Он ждал. Ждал и теперь не верил, что опасный агитатор у него в руках. Не сделал ни одного выстрела, хотя мог бы перестрелять полицейских, как зайцев. Арестованный вел себя независимо, с исключительным хладнокровием — и это вселило в душу исправника глубокое сомнение: возможно, схватили вовсе не Арсения? В облике Арсения не было ничего устрашающего: обыкновенный парень среднего роста. Лицо спокойное. Да и сам он весь какой-то спокойный, невызывающий.
— Значит, вы и есть Арсений? — спросил исправник неуверенным голосом. — Мы располагаем вашей фотографией. Похож!
Обычно в таких случаях арестованные начинают отпираться. На столе у исправника лежала брошюра, изданная, как удалось выяснить, заграничным союзом русских социал-демократов, «Как держать себя на допросах» — советы молодым революционерам. Лавров предполагал, что арестованный и поведет себя так, как рекомендует брошюра. Но вышло все по-другому.
— Вот что, исправник, — сказал Арсений, — хватит валять дурака. Вы прекрасно знаете, кто я, и также знаете, что на ваши вопросы отвечать не буду, меня никто не арестовывал, считайте, что я сам пришел сюда. Пришел предупредить вас: прекратите ночные налеты на квартиры рабочих, прекратите избиения ни в чем ни повинных рабочих, оставьте в покое агитаторов, увольте урядника Перлова. Из слов полицейских я понял, что вы только что арестовали рабочего Павла Гусева. Требую немедленно освободить его!
Лавров хмыкнул.
— И конечно, я должен немедленно освободить вас?
— Само собой разумеется.
— Я не могу выполнить ваши требования, молодой человек. Я только исполняю свой служебный долг, а в данном случае — приказ своего начальства. Гусев, или Северный, обвиняется в уголовном преступлении: в покушении на жизнь урядника Перлова. Согласитесь, что не в моей воле выпустить вас и Гусева.
Читать дальше