Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

Мусорской беспредел — важнейшая тема в жизни зека. Тут есть масса нюансов, и всегда есть о чем поговорить. Тюрьма отличается от тюрьмы, регион от региона, тюрьма от зоны. Опять же зоны разнятся по цвету и по регионам. И у всех своя специфика.

Всем понятно, что «черный ход» лучше «красной зоны» — разница в нюансах и составляет суть разговоров. Например, как именно бьют или как шмонают. И обязательно при этом подчеркиваются непроходимая тупость мусоров и смекалка и выдержка зеков. «Козлов» не любят, их поступками, их существованием дружно возмущаются даже те, кто завтра добровольно станет «козлом». Семья и воля — тема трепетная. Люди мужского пола делятся на гондонов штопаных и настоящих парней, а бабы — на блядей и шлюх (их большинство) и верных жен, подруг и матерей — это святое, теплое, светлое, единственное радостное. Детьми, как правило, гордятся и желают им самой лучшей доли.

Помимо внутреннего разделения на гондонов, пропидоров и настоящих парней, люди делятся на терпил, коммерсов, стремяг, воров, братков, мусоров и синяков. Мусоров и синяков априори не любят: что с них поиметь? Ясно, нечего. От первых жди неприятностей, а от вторых и ждать-то нечего. Терпилы почти все, как правило, пидоры и гондоны, а коммерсы могут стать источниками новых жизненных средств, хотя, если внимательно на них посмотреть, все они тоже гондоны и пидоры.

Нововведения в поведении и внешности здесь не приветствуются. Чрезмерная болтливость — тоже. За внешний вид запросто могут в разговоре сделать человека пилоточником, лизуном или самососом, а уж за серьгу в ухе в перечисленном ряду можно оказаться легко. Расправе и «определению места» предшествует ласковый и проникновенный разговор о семье, жене и сексе. Если во время этой задушевной беседы слышат то, что хотят услышать, следует радостный вопль и человека определяют под шконку или на «веник», тряпку или дальняк. Хорошая физическая форма, мускулы и способность к рукопашному бою, как правило, в такой ситуации не помогают. В камере, где пятьдесят-восемьдесят человек, справиться со всеми невозможно: толпой замнут, задавят, забьют. Физическую силу уважают, но знание внутренней жизни, ее законов не идет с ней в сравнение. Знание и опыт перевешивают.

Зверство не приветствуется. Беспредела не любят. Если уж бьют, то, как правило, за дело. До смерти избивают крайне редко. Морально же глумиться могут бесконечно долго — скучно же!

Если место определено — «пальма», его поменять можно на более престижное, нижнее. А вот подняться из опущенных, поменять масть, невозможно. Можно «засухариться», но если это обнаружат, накажут страшно. Как правило, обнаруживают. «Засухарившихся» пидоров, шнырей, баландеров вычисляют. Каким-то животным чувством, но вычисляют. Очень умных, как и сильно умничающих, не любят. Любое выделение из общей массы в системе настораживает.

Бытие определяет сознание. Сижу в тюрьме, кругом уголовники вперемежку с зеками. Ем баланду. Так что же там у меня в сознании может быть?

Вот уже три раза Наташа прокатила меня с «кабаном». Что это? Случайность или свой ресурс ко мне она уже исчерпала? Мрачно! Все мрачно! Бедная, бедная девочка. Третий раз не попала. Вчерашняя очередь вытеснила сегодняшнюю. Баррикадировались, дрались. Работало одно-единственное окно приема передач. Прошло семьдесят человек из двухсот желающих. При старом хозяине, Прокопенко, такого не было. Часть продуктов испортилась. Наташа с ними вернулась домой. Ужасно. Я от недостатка информации сижу и «гоняю». Предположения были самые мрачные. Недостаток информации в такой ситуации приводит к активизации самых мрачных фантазий.

6 мая.В газете прочитал о уже третьем клонированном ребенке. Причем двое предыдущих — от гомосексуальной пары. Вот и начало конца света. Вот и возможность появления Антихриста. Почва уже подготовлена.

Народная примета: если во время автомобильной аварии машина сбила человека и у него с ног слетела обувь, значит, потерпевший не жилец. Даже если он еще жив, то обязательно «двинет кони» в больнице.

У некоторых их тюремные страдания выливаются в «нервяк», который приводит к активному набиванию кишки. Едят до десяти раз в день, если позволяют средства и возможности. В результате этих страданий некоторых разносит так, что обалдеть можно.

Как это все будет вспоминаться через лет десять? Ужас или милое происшествие?

Пришла в голову такая мысль: во время Второй мировой на территориях, оккупированных Германией, немцы ввели в обиход оккупационную марку, ею расплачивались за все. А вот мы в Европе вводили нечто подобное? Или расплачивались рублем, или вообще не платили?