Семён Борзунов - Маршал Конев

Знаменитая «тридцатьчетвёрка», считал Конев, стала самым надёжным и массовым танком периода Великой Отечественной войны. По боевым качествам Т-34 превосходил все зарубежные танки этого класса. Ему не было равных ни в отечественной, ни в зарубежной технике. Опыт войны убедил в этом всех — друзей и противников.

В предвоенный период, продолжал рассуждать маршал, много было сделано и для развития советской военной авиации. Такие новые самолёты, как МиГ-3, Як-1, ЛаГГ-3, Пе-2 и Ил-2 по своим боевым возможностям не уступали немецким самолётам, а по ряду показателей и превосходили их. Но вся беда была в том, что новые машины начали поступать в войска незадолго до войны. К тому же фашистская авиация нанесла внезапные массированные удары по нашим, близким к фронту аэродромам, на которых находилось шестьдесят пять процентов авиации западных приграничных военных округов. В результате советские военно-воздушные силы потеряли на земле и в воздухе более тысячи самолётов. Это позволило противнику держать своё господство в воздухе весь начальный период войны, вплоть до Сталинграда.

Он знал также, какими высокими темпами развивались другие виды и рода вооружённых сил — артиллерийские, миномётные, инженерно-сапёрные, войска связи, ПВО и прочие.

Готовились и командные кадры среднего и высшего звена. В Военной академии имени Фрунзе, которую командующий окончил в 1934 году, отрабатывались глубокие операции на окружение и полное уничтожение противника. И учили их, слушателей, как правило уже имевших боевой, опыт, первоклассные военные теоретики. И после академии, будучи командиром дивизии в Белорусском военном округе, маршал многому научился.

Трагично, что перед войной бесследно исчезали многие талантливые командиры. Однажды он пытался вмешаться. Его строго одёрнул не кто-нибудь, а сам Берия: «Не ваше дело — они враги народа. Занимайтесь своим делом, а мы — своим…»

Машину снова качнуло, и Конев машинально схватился за поручни.

— Извините, товарищ маршал, — виновато оглянулся на него водитель.

— Ничего, — отозвался Конев. — Что поделаешь — дорога такая.

Командующий даже рад, что оторвался от невесёлых мыслей. Пора было всерьёз подумать о делах. Но прошлое, один раз потревоженное, никак не хотело отпускать. К каким только перипетиям, происшедшим в жизни, не возвращала память на длинном пути от штаба одного фронта к другому — 1-му Украинскому.

…Да, нельзя сказать, что война явилась для него неожиданностью. Опытный военный, он знал, что рано или поздно гроза разразится, готовился к ней и готовил вверенные ему войска. И всё же ощущение внезапности, невероятности происшедшего долго не проходило. То ли сказалось общее благодушие, вызванное заключённым в 1939 году с Германией договором о ненападении и дружбе, то ли опубликованное в самый канун войны заявление ТАСС о том, что «Германия, как и Советский Союз, скрупулёзно выполняет взятые на себя обязательства»; к тому времени Германия не раз нагло нарушала договор…

Машина круто повернула направо, и Конев прижался к водителю, уравновешивая наклон. Тряска, воронки от снарядов на обочине дороги напоминали о недавно прошедших боях за овладение этой важной коммуникацией, постепенно настраивали на будущие фронтовые заботы.

Ему не привыкать менять место службы. В таких делах он по-солдатски исполнителен, точен. За долгие годы приходилось и «комиссарить», и полком командовать, затем дивизией, корпусом, армией, а перед самой войной некоторое время — войсками Кавказского военного округа. Да и в ходе войны сменил не один фронт. Сначала — Западный. После его катастрофы и ареста генерала армии Д. Павлова [2]фронтом командовал маршал С. Тимошенко, потом с сентября сорок первого он. Набравший силы враг рвался к Москве… Но как бы ни было трудно, мы выстояли. Потом были Калининский, снова Западный, за ним Северо-Западный, Степной. И вот только что распрощался со 2-м Украинским. Из всех пяти фронтов, которыми довелось командовать, наиболее трудными были, конечно, Западный и Калининский. Западный потому, что первый его командующий Павлов, по официальной версии, потерял управление войсками, не организовал должного сопротивления численно превосходящим силам фашистов, которые уже 28 июня заняли Минск. В результате в полосе Западного фронта образовалась зияющая дыра: немецкая танковая группировка за шесть дней продвинулась от границы на глубину до четырёхсотпятидесяти-шестисот километров и вышла к Днепру и Западной Двине, создав угрозу Москве с запада. Заменивший Павлова маршал Тимошенко не смог исправить положения, и 11 сентября командующим фронтом Ставка назначила Конева. Обессиленные предыдущими боями войска фронта, отступая, продолжали самоотверженно сдерживать танковые дивизии противника, сочетая оборону с контрударами и частными наступательными операциями. Однако положение оставалось крайне тяжёлым: к тому же под Вязьмой три армии — 19, 16 и 20-я попали в окружение, враг создавал смертельную угрозу непосредственно Москве. После захвата Минска, 8 июля, начальник генштаба сухопутных сил Германии Ф. Гальдер отметил в своём дневнике: «Непоколебимо решение фюрера сровнять Москву и Ленинград с землёй…»