Леонид Млечин - Главный разведчик мог стать президентом. Карьера Евгения Примакова

— Так что же, он не в силах был расстаться с негодным работником?

— Это зависит от того, чем этот человек его от себя оттолкнул, — считала Татьяна Самолис. — Это может произойти очень быстро — если человек такая помеха делу, что каждый день, проведенный им на важном посту, опасен. Он быстро его уберет. Примаков может быть жестким. Он вполне на это способен. Он знает, чего он хочет, к чему идет. Иначе у него и жизнь была бы другая. Но он вполне способен работать с человеком, который ему лично неприятен. Скажем, Примаков в ком-то заметил какие-то недостатки, но считает хорошим профессионалом. Такого человека Примаков будет терпеть. И мало того — создаст вокруг него хорошую рабочую обстановку, не позволит другим играть на этих недостатках и настраивать себя против этого человека. Принцип простой — раз он нам нужен, дело делает хорошо — все, ребята, прекращаем пустые разговоры.

— Казалось, что Примаков нерешительный человек. Это так?

— Ну, это заблуждение, — считал Виталий Игнатенко. — Он очень решительный человек и очень волевой в проведении своей идеи, политики. Когда он стал главой правительства, это, наверное, почувствовали и в глобальном, геополитическом масштабе. Можно сказать, что по словам он мягкий — не повышает голоса. Но он исключительно решительный и принципиальный человек. В этом-то его сила.

— Вы никогда не видели его грустным, тоскливым?

— Никогда, — твердо ответил Игнатенко. — Он, может быть, конечно, как и всякий человек, подвержен сомнениям, грусти, печали — у него для грусти и печали есть много поводов в жизни. Но на людях он всегда оптимистичен, рядом с ним чувствуешь любую свою неудачу такой маленькой. Это черта его характера — уверенность в том, что все можно преодолеть, переломить. Эта черта характера, думаю, помогает ему во всей его работе, в любых начинаниях. И я уверен, что и в нынешней его работе она ему поможет.

Леон Оников:

— Чаще всего мы собирались у Володи Бураковского, пока он был жив. Два-три раза в неделю созванивались вечером, встречались у него в институте. Выпивали. И в длинной ванночке, в которой когда-то дезинфицировались шприцы, варились сосиски. Всегда собирались, когда приезжал кто-нибудь из Тбилиси. А они часто приезжали — его школьные друзья. Многие у него дома останавливались. Если к нему кто-то приезжал, меня звали. Если ко мне приезжали, я его звал. Говорили о друзьях, о верности, о ценностях, кто друг, кому надо помочь, кто негодяй. Или шутили, рассказывали анекдоты. Примаков большой любитель анекдотов. Вот один из его любимых анекдотов.

Встречаются два старика. Один говорит:

— Беда со мной! Полностью потерял память. Все забыл, что знал.

Второй его успокаивает:

— Да не бойся ты. У меня было то же самое. Но мне прислали пилюли из Америки, и теперь все в порядке.

Первый:

— Слава богу. А как пилюли называются?

Второй задумался:

— Знаешь, есть такие цветы, высокий стебель, заканчивается белым или красным цветком… Как они называются?

— Гвоздики.

— Нет, не гвоздики. На стебле колючки…

— Розы, что ли?

— Точно, Роза!

Он поворачивает голову и кричит в сторону кухни:

— Роза, Роза, как называются таблетки, которые мне полностью восстановили память?

Леон Оников:

— Для нас застолье — это времяпрепровождение, это беседы. Мы не глушили себя крепкими напитками. Кавказские застолье — это не выпивка: быстро разлили, да-вай-давай, будем-будем и все. Кавказские тосты — взаимное общение. Разговоры у нас были застольные, но не стандартно-застольные, как в Москве. Никого не хочу обидеть, но кавказское застолье имеет свои принципы, свои цели. В молодости мы пили только вино. Когда он сменил вкусы, я не уследил. Но рядом с ним ставили именно водку. Даже если стоит множество разных напитков — коньяк, виски, водка, вино, он предпочитает водку. Пьяным, когда голову теряют, я его никогда не видел.

У нас культ тостов. Тамада он очень хороший, но когда мы бывали вместе, то обычно я тамада. И он, когда хочет произнести тост, обязательно на меня оглядывается. Что важно в тосте? Во-первых, изюминка — не просто «за здоровье такого-то», надо что-то придумать оригинальное. Он умеет. Во-вторых, искренность. В-третьих, доброжелательность. И немногословность. Болтливость не годится. Тосты есть изысканные, есть обязательные. Вот, например, тост: выпьем за здоровье тех, кто пьет за наше здоровье в наше отсутствие.

— За российским столом считается, что каждый должен сказать, — рассказывал Леон Оников. — Если кому-то не дают слова, он обижается. У нас на Кавказе наоборот. Говорит только тамада, и обижается тот, за кого не выпили. Переняли в Москве выражение «алаверды». В порядке алаверды… И что теперь? Я пью за твое здоровье, а он в порядке «алаверды» пьет за мое. Так нельзя. Один тост за одного человека — так положено…