Леонид Млечин - Главный разведчик мог стать президентом. Карьера Евгения Примакова

После августовского путча 1991 года институт личных врачей упразднили. Отношения между ними приобрели чисто личный характер.

Ирина Борисовна:

— Когда надо было возвращаться домой, я обычно вздыхала: «Как не хочется уходить». В одну из таких минут он сказал: «И не надо. Останься навсегда». Вот, так и выглядело предложение, которое Евгений Максимович мне сделал за два года до свадьбы.

Они поженились и у Примакова, можно сказать, открылось второе дыхание. Не будь рядом с ним такого человека, едва ли бы он справился с теми испытаниями, через которые ему предстояло пройти в конце девяностых.

Компенсацией всех горестей было обилие преданных друзей, окружающих Примакова. У него было множество товарищей и в Москве, и на Кавказе. Он любил друзей, друзья любили его. Это стиль такой кавказский, тбилисский.

Виталий Игнатенко:

— Его мужественное поведение — наверное, это закваска с детства, он в тяжелое время вырос, да еще и без отца. Но были верные друзья. И они всегда были монолитны, у него был хороший тыл. Ничего не могло случиться. Он всегда мог вернуться к прекрасным товарищам. Везде его всегда ждали, и сейчас ждут. Это очень важно чувствовать, что за тобой товарищи, которым все равно: кто ты, где ты, на какой машине ты ездишь, есть ли вообще у тебя эта машина. Это придает жизненную силу…

На экранах телевизоров Примаков часто представал мрачноватым, казалось, он постоянно недоволен. Когда он стал министром иностранных дел, то первое время появлялся на публике в непроницаемых темных очках. Это производило не очень приятное впечатление. И я, помню, написал полосный материал в «Известиях» о Примакове под заголовком «Темные очки мешают увидеть истинное лицо министра». Видимо, кто-то еще ему сказал об этом, и он вскоре очки сменил, чтобы можно было видеть его глаза.

Его друзья в один голос говорили, что в жизни он — совершенно другой человек.

В день, когда Примакова утверждали в Государственной Думе на пост премьер-министра и он выступал перед депутатами, его друга Валентина Зорина срочно увезли в больницу с подозрением на перитонит. Вечером, узнав об этом от жены, глава правительства Примаков приехал в больницу, чтобы навестить товарища.

Когда на перекрестке Рублевского и Успенского шоссе открылось новое здание научно-исследовательского института кардиохирургии имени В.И. Бураковского, глава правительства, отложив другие дела, побывал на открытии и сказал несколько теплых слов. Телекамеры показали лицо Примакова, который печально смотрел на бюст своего покойного друга, чьим именем назван институт. Примаков сыграл не последнюю роль в том, что эта стройка, которая началась еще при жизни Бураковского, завершилась.

Когда академик Александр Николаевич Яковлев отмечал свое 75-летие, Примаков, разумеется, приехал. Все ушли, оставили их вдвоем поговорить за накрытым столом. Примакову предстояли трудные переговоры с директором-распорядителем Международного валютного фонда Мишелем Камдессю. Это не помешало Примакову произнести несколько тостов и выпить за здоровье юбиляра энное число рюмок водки — без ущерба для сложных отношений России с Международным валютным фондом.

25 декабря 1998 года, на следующий день после того, как Государственная Дума в первом чтении утвердила проект представленного его правительством бюджета, Примаков в девять утра приехал в здание «Известий» на Тверской, чтобы поздравить коллегу и товарища Станислава Николаевича Кондрашова с 70-летием. Попил с ним чаю, посидел часок и только после этого поехал в правительство, где его ждала встреча с президентом Белоруссии Александром Григорьевич Лукашенко.

Если он кому-то поверил, сложились дружеские отношения, тут хоть что — даже если человека снимут с должности, с грязью смешают — Примаков к нему все равно не менялся. Он продолжал созваниваться с этим человеком, встречаться.

Один из политиков, чье имя не так давно гремело, а теперь почти забыто, лишенный должностей и, кажется, вообще работы, говорил о Примакове:

— Я оценил, какой он хороший товарищ. Когда он бывает в наших краях, то заходит и ко мне. Это всегда приятные встречи. Примаков широких взглядов человек. Чужое мнение принимает и уважает — так мне во всяком случае кажется. Веселый, искренний, жизнерадостный человек. С ним легко.

Дружить по-примаковски означало не только троекратно лобызаться и поднимать рюмки за здоровье друг друга. Он бережно хранил память об ушедших. Обычно люди в жизненной суматохе теряются. А он — нет. Он всегда оставался близок с семьей тех, кто ушел. Для него это было очень важно.