Алексей Мишин - О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера

Чтобы как-то переломить ситуацию, оставалась ещё одна возможность: поговорить напрямую с председателем Комитета по физической культуре и спорту Сергеем Павловичем Павловым, бывшим первым секретарём ВЛКСМ. Принял он меня в половине девятого утра — Павлов был вообще исключительно пунктуальным человеком. Я, конечно же, спросил его: неужели я похож на какого-то иностранного резидента? Большим плюсом стало то, что Павлов знал о моём существовании задолго до того дня. В 1968 году он заступил на свою должность, а мы с Тамарой Москвиной в это время проводили свои самые успешные сезоны в спорте. Выслушал меня Сергей Павлович, нажал кнопку и сказал своему секретарю: «С Борей меня соедини». «Борей» оказался Аристов — тогдашний первый секретарь Ленинградского горкома. Я вышел, стою у дверей кабинета и слышу, как Павлов говорит: «Слушай, Борь, у меня тут сейчас Мишин сидит, тренер. Нормальный парень, какие у него могут быть проблемы с выездом?» Возвращаюсь, он сообщает: «Не волнуйтесь, думаю, всё будет в порядке». Я спустился этажом ниже, дошёл до отдела фигурного катания, позвонил оттуда в международный отдел Спорткомитета Ленинграда. «У вас всё нормально», — сообщают мне. Так проблема, с которой я мучился два с лишним года, решилась за пять минут.

Знаете, есть фраза — «время покажет». Так вот, время показало, что те, кто меня лишал права на выезд, были продуктами своей эпохи, но неквалифицированными и непорядочными работниками. Непорядочными, потому что они думали не о деле, которому служат. Они думали о себе: «Вдруг останется, а я разрешил, нет уж, пусть посидит здесь, в нашем лагере». А неквалифицированными, потому что, когда рухнул СССР и открылись границы, мы с женой Татьяной оказались, пожалуй, единственными топовыми тренерами, кто остался работать в нашей стране. То есть с потенциальными «беглецами» они не угадали.

Вот такие коллизии сопровождали нас в период застоя имени Л. И. Брежнева. Впрочем, застой — это всего лишь термин, на самом деле внутри кипели людские страсти. А Николаю Патрушеву и Сергею Павлову я постфактум приношу свои слова благодарности. Хороший человек остаётся хорошим вне зависимости от строя, в котором он живёт.

Для искушенного болельщика фигурного катания не является секретом тот факт, что абсолютно объективное судейство — недостижимая мечта. В сфере судейства существуют негласные договорённости. К примеру, лидера страны судят более лояльно, чем вторые и третьи номера сборной, которые могут кататься на таком же высоком уровне. Совсем недавно достаточно было взглянуть на национальности членов судейской бригады, чтобы понять, кому из спортсменов на данном турнире придётся легче, а кому — сложнее. Часто на Олимпиадах стараются не допускать массовой «миграции» медалей в одну страну. Это происходит практически во всех видах спорта, где имеет место субъективная оценка.

В один прекрасный день эти игры зашли так далеко, что весь наш судейский корпус на целый год был дисквалифицирован. И надо сказать, такое решение имело под собой основания. Тот период можно назвать настоящим «временем камикадзе» для наших судей. Едет арбитр на соревнования, а В. Н. Писеев ему говорят: «Ставишь этого фигуриста на первое место в любом случае». Судья делает, как ему велено, и, разумеется, получает дисквалификацию. Дома он пишет объяснительную в ИСУ, где пытается объяснить правильность своего решения, а на следующий турнир уже едет новый «камикадзе». Стоит сказать, что такой линии поведения есть некое оправдание — ведь международное сообщество довольно ревностно относилось к подавляющим успехам нашей страны и пыталось их как-то сдержать, в том числе и в судействе.

Но сдержать всепобеждающую волну судейского корпуса стран соцлагеря в тот исторический период было невозможно. Кроме представителей СССР, в бригаде могли быть судьи из Польши, Чехословакии, Румынии, ГДР. С последними у нас часто возникали взаимные интересы, связанные в основном с парным и мужским катанием. Даже несмотря на порой возникающие стыки «сфер влияния», как случилось в соперничестве Яна Хоффмана и Владимира Ковалёва, чаще всего мы с восточными немцами были союзниками.

В некоторых случаях судейство выходило за рамки не только официальных правил, но и негласных договорённостей, являя собой чистый беспредел. Вспоминаю ситуацию с арбитром Борисом Анохиным. Возвратился он с очередного чемпионата, выполнив указания. И, закрыв глаза, поставил, по-моему, Ковалёва на первое место.