Ричард Шеперд - Неестественные причины. Записки судмедэксперта - громкие убийства, ужасающие теракты и запутанные дела

Не могли же меня уволить за это?

Когда я наконец уснул, мне снилась странная каша из залов суда и младенцев. На следующий день перед сном эти неприятные мысли продолжали меня преследовать. Я не думал про это судебное дело напрямую, однако оно все равно отражалось в каждом моем действии. В животе налет страха. В голове ощущение кризиса. Сидя за своим письменным столом в тот день, терзаемый необъяснимой тревогой, я перестал бороться. Я знал, что произойдет. Это произошло, когда я недавно летел над Хангерфордом. Затем снова после взрывов бомб в Париже. Я научился сжимать кулаки и, прикладывая невероятное усилие, чуть ли не удерживал себя от падения в бездну. Теперь же она открывалась прямо передо мной.

Я закрыл глаза. Она ждала меня. Тела, сваленные в высокую кучу, смрад разложения и жара, молодые люди, танцевавшие в момент взрывов, когда прогулочный корабль пошел ко дну, молодые люди без рук, эксгумированные дети в своих гробах, беззащитные свидетельства человеческой жестокости на крошечных телах младенцев, обугленные тела, утонувшие тела, тела, изуродованные в железнодорожной аварии. Глубокая, глубокая выгребная яма человеческих страданий.

Я снова поднял глаза вверх. Моргнул. Осмотрел свой кабинет. Компьютер, стол, фотографии, папки, собаки. Все в норме. Очередное мимолетное путешествие в ад, такое же внезапное и шокирующее, как эпилептический припадок.

Как бы то ни было, я снова вернулся в настоящее. Я собирался продолжить работу, которая заключалась в том, чтобы написать в Министерство внутренних дел, доложив им о комментариях судьи в отношении меня по делу о маленьком Ноа.

Вскоре после этого из министерства внутренних дел ответили. Как оказалось, они уже были в курсе какое-то время, хотя и не сочли нужным ставить меня в известность. Полицейский, задействованный в деле, доложил им про меня, и они решили передать материалы в Генеральный медицинский совет. Они сказали, что мне, возможно, стоит обсудить этот вопрос со своим адвокатом.

МОЯ КОМПЕТЕНЦИЯ БЫЛА ПОСТАВЛЕНА ПОД СОМНЕНИЕ ИЗ-ЗА УКАЗАННОЙ ИНФОРМАЦИИ В ОТЧЕТЕ О ВСКРЫТИИ МАЛЫША НОА, НА КОТОРОМ СТОЯЛА МОЯ ПОДПИСЬ.

Так я и сделал. Она всячески заверяла меня, что беспокоиться не о чем, однако я беспокоился. По ночам мне снились омерзительные сны. Днем у себя в кабинете я боролся с кошмарами.

Наконец я получил письмо. Открыл его трясущимися руками. Как же мне хотелось, чтобы в нем было написано, что мое дело закрыто и все кончено. В нем говорилось, что Генеральный медицинский совет рассматривает мой случай. Моя компетенция была поставлена под сомнение из-за указанной информации в отчете о вскрытии малыша Ноа, на котором стояла моя подпись.

Что же насчет всех этих штук, что я отказывался называть паническими атаками? Что ж, даже я был вынужден признать, что это именно они и были.

Всю свою профессиональную жизнь я изучал различные дела. Теперь же сам стал делом. Теперь меня рассматривали другие. Генеральный медицинский совет (ГМС) – это частный суд, ведущий расследование в своем собственном темпе и за закрытыми дверями. Он не сообщает, как долго вопрос будет решаться, и не предоставляет никакой информации, кроме вынесенного постановления – на которое я должен ответить в кратчайшие сроки.

Я знал, что ГМС тайно связывается с моими коллегами, коронерами, полицейскими, со всеми, кто со мной когда-либо работал, чтобы узнать их мнение обо мне и моих профессиональных навыках. ГМС не сообщил, будет ли мое дело передано в вышестоящую инстанцию – трибунал. Меня должны были проинформировать, если это произойдет.

Под трибуналом в данном случае подразумевается Трибунал медицинских работников Великобритании – орган, который существует независимо от ГМС и выносит решения по делам, направляемым в него ГМС. В нем выслушиваются данные под присягой, а адвокаты проводят допросы и перекрестные допросы. В результате трибунал выносит вердикт относительно того, способен ли врач выполнять свои профессиональные обязанности. По сути, это обычный суд.

И все это из-за того, что другой судмедэксперт, работающий на семейный суд, решил, что я допустил ошибку, что я не заметил очевидные травмы и указал неверную, как ему казалось, причину смерти малыша Ноа. Патология как наука представляет собой смешение фактов, опыта и экспертного суждения. Но трибунал может все это проигнорировать и заключить, основываясь на выдвинутых обвинениях, что мне нельзя доверять установление причины смерти ребенка и, как следствие того, подвержены ли другие дети в этой семье риску. Они могут решить, что меня следует отстранить, то есть исключить из реестра зарегистрированных врачей.