Ирина Зорина - Алесь Адамович. Пробивающий сердца

Дорогой Даниил Александрович!

Вы человек упорный, и я тоже: поверьте, пожалуйста, что нужна вся «Блокадная книга». Прежде всего, для подростков ну­жен «Дневник Юры Рябинкина». Пятнадцать лет я веду уроки в школе — ничто, никто (даже Пушкин! даже Достоевский!) не пробивает их так, как этот дневник, ничто не вырезает в их душах такие точные координаты, ориентиры. Это же прочи­тают — навсегда! — миллионы, и оставит это такой след, какой и не снился милой «Алисе в стране чудес». Говорить о художественности»такой литературы, «сверхлитературы» очень трудно — по такой же простой причине, по какой трудно говорить о художественности набата, возвещающего о смер­тельной опасности: не в концерт же приглашены. Художествен­ность здесь подчинена работающей словом совести писателя, который пробуждает совесть людей [3].

Лев Толстой к концу своей творческой жизни искал новый смысл ее — вне литературы . Его титаническая борь­ба с государством, официальной церковью, с несовершен­ным мироустройством, его проповедь добра и неприятия насилия не могли найти художественной формы в литературе, выходили за ее рамки.

Вот и Адамович рвался рассказать правду людскую так, будто, написав, умрет и больше уже ничего не сможет ска­зать: «Всякую вещь свою писать так, словно она у тебя по­следняя и больше не представится случая "сказать всё" — это великий завет великой литературы».

И завет его подхватила и выполнила уже в наши дни его ученица, мужественная женщина Белоруссии и талант­ливый писатель Светлана Алексиевич, получившая Нобе­левскую премию «за многоголосное творчество — памят­ник страданию и мужеству в наше время». Как рад был бы Алесь, доживи он до этого!

Алесь рассказывал нам о ней много и всегда с похва­лой: талантливая девчонка, а как чувствует неправоту жиз­ни! Она уже многого достигла в журналистике и начала писать. И вот Алесь подарил ей магнитофон и предложил записывать «свидетелей жизни» и на этом материале де­лать книги. Название ее первой книги, получившей при­знание и миллионные тиражи, — «У войны не женское лицо», — придумал он.

А в нашем переделкинском доме Светлана появилась в начале девяностых. Она поразила меня удивительной скромностью, какой-то тихой сосредоточенностью, вни­манием к окружающим и удивительной, будто немного виноватой улыбкой. Но в этой тихой молодой женщине чувствовались сила и твердость. А еще было видно, что она, как и Алесь,— человек, несомненно, одержимый. Чем? Как пробить, пронзить, прожечь сердца людские беспощад­ной памятью о войнах минувших, беспощадной правдой о войне грозящей, о катастрофах страны и драмах чело­веческих, чтобы взорвать наше воображение и побудить к поступку? Ее книги страшно читать. Страницу — и то страшно. А работать, писать столько лег? А разыскать лю­дей, выслушать их, записывать за ними? Собрать эту мо­заику из кровоточащих кусков? Искренность, мужество, совестливость, верность правде — вот что сделало из нее большого писателя.

Человечество стало смертным

В 1982 году Карякин раздобыл (как всегда, помог Черняев) для Адамовича и, конечно, для себя только что вышедшую в США книгу американского писателя и активиста граждан­ского движения за мир Джонатана Шелла «Судьба Земли» [4].

Ее у нас перевели для номенклатурных работников ЦК, МИДа и других уважаемых организаций. Рассылалась книга по специальному списку для допущенных и посвященных. В ней подробно говорилось о последствиях атомных взры­вов, о страшном влиянии радиации на природу и человека и впервые — о возможной угрозе ядерного терроризма.

Карякин уже давно обратился к глобальным пробле­мам, ядерным и экологическим, и по мере возможностей подталкивал своих «яйцеголовых» друзей в Международ­ном отделе ЦК к пробиванию идей «нового мышления», к диалогу двух лагерей.

В начале восьмидесятых появилась совершенно не­ожиданно легальная, пусть маленькая, почти незаметная печатная трибуна — журнал «XX век и мир». Собственно, это был даже не журнал, а общественно-политический бюллетень, печатный орган Советского комитета защи­ты мира (выходил на русском, английском, французском, испанском и немецком языках). В третьем номере этого не­броского журнала за 1983 год вышла статья Карякина «Не опоздать! (О времени жи­вом и мертвом)». Потом она была перепечатана во многих изданиях. В статье звучал тревожный набат: «Раньше — веками, тыся­челетиями — все миро­ощущение, все мировоз­зрение наше строилось (пусть даже бессознатель­но) на том, что хотя человек отдельный — смертен, зато человечество практически бессмертно. Человек умирает. Но остаются дети. Остаются плоды труда его. Будет жить народ, человечество. Те­перь другое: смерть грозит всему человечеству, весь род людской стал практически смертен, причем единственным способом смерти для него оказалось — самоубийство» [5].