Денис Ахапкин - Иосиф Бродский и Анна Ахматова. В глухонемой вселенной

Продолжая разговор об анаграмматическом прочтении текста Бродского, можно также обратиться к остроумной догадке Ф. Н. Двинятина: «Как известно, великая душа — довольно точный перевод индийского махатма, слова, уже вполне освоенного в русском языке и, в свою очередь, образующего тесную звуковую перекличку с фамилией Ахматова: МАХАТМА — АХМАТовА. Тем самым имя Ахматова, помимо прочего, возвращается в „восточный“ контекст, но не в исламский, откуда берет начало, а в индийский» [443] Двинятин Ф. Н. Еще о межъязыковых звукосмысловых соответствиях в поэзии Бродского // Новое Литературное Обозрение, 2011. № 6 (112). C. 288–299. .

К этому можно добавить, что слово махатма известно говорящим на русском языке прежде всего по титулу Махатмы Ганди, который применительно к этому индийскому политическому и общественному деятелю впервые использовал Рабиндранат Тагор. Ахматова переводила Тагора на русский язык, начиная с 1957 года. Работа над переводами шла и тогда, когда они встречались с Бродским, ср. запись в одной из записных книжек от 1 февраля 1964: «В субботу днем — Иосиф. В 8 — Алиев (Ибрагимов) смотрит Тагора» [444] Ахматова А. А. Записные книжки. C. 431. . А 27 мая 1964 Ахматова записывает: «Смерть Неру. Особенно горестно после Тагора и приближения к буддизму, которым я живу последнее время» [445] Там же. C. 464. .

Йэн Лилли обратил внимание на то, что в стихотворении, подчеркивающем «духовную общность» Ахматовой и Бродского, поэт избегает речи от первого лица — «поклон через моря» звучит почти анонимно, «я» не появляется в этом стихотворении, описывающем баланс созидательных и разрушительных сил в созданной Богом вселенной [446] Lilly I. The Metrical Context of Brodsky’s Centenary Poem for Axmatova. C. 212. .

К «Мужеству» Ахматовой отсылают и слова о родной земле в стихотворении Бродского:

Строчка и мы мелем, и месим, и крошим, кстати, соотносится с образом зерна и жерновов в первой строке стихотворения Бродского.

Бродский посылает последний поклон через моря, отделяющие Англию, где написано стихотворение от кладбища в Комарово. «Части тленной, что спит в родной земле», противопоставлена великая душа, или большая часть, которая бессмертна, и здесь поэт вводит прозрачную аллюзию на «Памятник» Горация в переводе Державина:

У Державина упоминается и вселенная — только в поэзии XX века она становится глухой или глухонемой. Вспомним финал «Определения поэзии» Пастернака:

Андрей Ранчин отмечает, что образ глухонемой вселенной связан не только с пастернаковским «Определением поэзии», но и стихотворением Хлебникова «Над глухонемой отчизной „Не убей“» [447] Ранчин А. М. «На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского. C. 113. . У Хлебникова в названном стихотворении 1919 года Отчизна оказывается глухонемой, потеряв дар речи и слуха от жестокости Гражданской войны:

Напомню стихотворение Ахматовой, написанное под впечатлением от ареста и ожидания расстрела Николая Гумилева:

Те «невиданные зрелища», с которыми пришлось столкнуться поколению Ахматовой, невозможность выхода к читателю и существование в культурном вакууме, в той «ночи советской», о которой писал Мандельштам, только усилили эту потерю речи и слуха. Отчизна, расширяясь до размеров вселенной, остается глухонемой — и единственный шаг эту глухоту и немоту преодолеть — продолжать ту перекличку на «воздушных путях», о которой писала Ахматова в «Венке мертвых».

И эта перекличка, это обретение дара речи и передача его — земле, городу, народу — мотив чрезвычайно важный для поэтической философии и Ахматовой, и Бродского (ср. «Декабрь во Флоренции»).