Виталина Малыгина - Вечно худеющие. 9 историй о том, как живут и что чувствуют те, кто недоволен своим телом

Однажды она отправилась вместе с детьми в торговый центр за всякой ерундой. Застряли в магазине бытовой техники: покупали новый блендер, таблетки для посудомойки, еще что-то… Почему вдруг Инна решила, что ей необходимо во что бы то ни стало приобрести хлебопечку, вспомнить потом она не могла. Но факт: Инна купила ее и полночи сидела в интернете, изучая инструкцию, рецепты, тонкости хлебопечения в домашних условиях. Неделю она тестировала новую машину. Дети таскали в садик сэндвичи на домашнем хлебе, а в выходные Инна созвала в гости соседских малышей, напекла разных вкусных булок и потчевала ими ребятню в перерывах между беготней и толкотней на батуте в их маленьком садике.

Теперь большую часть времени она проводила на кухне. И через две-три недели поняла, что автоматическая хлебопечка, куда ты просто забрасываешь ингредиенты и ждешь, когда она все сделает сама, ей наскучила. Инна затеяла печь хлеб вручную: читала про опару, тесто, муку и дрожжи… Позвонила бабушке, маминой маме, та выросла в деревне, как будто бы она рассказывала, как это нужно делать. Оказалось, нет, бабушка сама хлеба не пекла, не успела научиться у своей матери. Зато рассказала историю: «А вот твоя прабабушка, моя мама, хлеб пекла с пятнадцати лет. Она с младшими одна осталась, мама у нее рано померла, отца и дядьев забрали… Она и осталась на хозяйстве. И хлеб сама выучилсь печь. Бывало, говорит, встану, ночь еще, братишки, сестры спят, а мне надо печь. Реву, говорит, страшно мне одной, силенок не хватает, злюсь, но бью руками по тесту, в голос кричу, мамку зову. И вот так, говорит, всю свою беду, весь своей страх хлебу и выплакала, и ничего, выжила вот».

Внутри Инны, когда бабушка закончила, кто-то отчетливо сказал: «И ты выживешь, ничего».

Теперь она, как прабабушка Ефросинья, вставала почти ночью, спускалась в холодную кухню, включала свет только над столом, колдовала с дрожжами, молоком и мукой. Как только дело доходило до того момента, когда тесто надо было месить и мять, волна горечи и злости накатывала на нее. Слезы, горькие и злые, капали на посыпанную мукой доску, в тесто, на руки… Инна ревела, лупила и била по тесту и, как в кино, проносились перед ней кадры из ее жизни. Вот старые, старательно забытые: отец и мать ругаются в спальне, а Инна, стараясь не заплакать от страха, сидит на кухне; вот зал суда, зеленые стены, Инну мутит и знобит, а судья бесстрастным голосом спрашивает у нее, с кем она хочет остаться жить. «С мамой», – шепчет Инна и тут же натыкается на колючий взгляд отца… А вот воскресный обед в ресторане с новой семьей отца, и его новая жена советует Инне выбрать «что-нибудь полегче» и многозначительно смотрит на округлившуюся фигуру девочки. «Гадина», – вырывается у Инны, и ее кулаки перемешивали плотную массу теста с такой силой, как будто это и было сдобное тело отцовской жены…

Инна и не думала, что в ней накопилось столько злости. Бессловесное тесто принимало на себя эту злость. Она чувствовала, что с каждым днем ей становится легче, тоска и теперь отступает. Но хлеб пока получался тяжелый, твердый и невкусный. Это тоже вызывало гнев, и Инна месила, мяла, била тесто с удвоенной силой.

Но однажды пришел момент, когда вместо тяжелых воспоминаний, вызывающих слезы, злость и боль, внутри у Инны образовалась тишина, а потом в этой умиротворенной, совершенно незнакомой тишине как будто бы зазвучали слова. Инна прислушивалась к себе, стараясь как можно лучше разобрать, о чем эти слова. Движения, которыми она изо всех сил продолжала мять тесто, изменились, стали сильными, уверенными, спокойными и размеренными. Новый, зазвучавший внутри голос тоже доводил ее до слез, но то были совсем другие, не такие, как прежде, слезы, а голос говорил о благодарности. «Я благодарю тебя, – шептал этот голос, и Инна вслед за ним. – Благодарю тебя за то, что много лет ты заботилось обо мне, не давала соскользнуть в бездну. Я благодарю тебя, что ты приняло на себя всю мою боль и мою печаль, мое детское отчаяние и нынешнюю тоску. Благодаря тебе я жила так уединенно, что никто не мог по-настоящему ранить меня. Если бы ты было другим, я бы искала любви и принятия, не находя их, ведь я была такой раненой с самого начала. А ты защищало меня от мира до тех пор, пока я не окрепла настолько, что могу и сама защитить себя и позаботиться о тебе. Я благодарю тебя и хочу заботиться о тебе», – шептала теперь Инна, понимая, что слова эти обращены к ее сильному, большому, надежному телу. Хлеб наконец начал получаться.