Джиллиан Додд - Валюта любви [Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии. Автобиография основательницы бренда Roxy] [litres]

Они позволяют мне подниматься на грузовик, соскальзывать вниз по шесту и даже бить по боксерской груше в спортзале. Однажды, когда я находилась в его кабинете вместе с еще одним пожарным, папа говорит: «Знаешь, Джилл развивается». В смысле моей груди. Я паникую и хочу испариться. Понятия не имела, что он знает. Но почему он говорит кому-то об этом?

Я еще подросток и начинаю становиться девушкой. Папа смотрит на мое тело и изрыгает саркастические, сексуальные комментарии и критические замечания. Это заставляет меня стесняться, будто за мной постоянно подсматривают. Однажды, когда мы ездили кататься на водных лыжах на реку Колорадо, он начал обсуждать мое тело с другими подростками, мальчиками и девочками. Я так разозлилась, что набросилась на него с кулаками. Он такой большой и сильный, что легко ловит их в воздухе, показывая всем мое бессилие. И проделывает эти мерзкие штучки многие годы.

Время шло, летели годы. Как-то раз, после одного из его похотливых комментариев, я живо помню, как в одиночестве падаю на четвереньки у очага камина и колочу по твердому камню, пока мои руки не опухли и не покраснели. Корчусь всем телом, пока из глубины души не вырывается душераздирающий вопль. Я выкрикиваю, обращаясь к Богу: «Почему Ты не дал мне отца, которому могу доверять? Почему Ты дал мне извращенца»?!

И реально слышу голос внутри меня: «Не он твой отец, а Я». Это дает мне повод задуматься. Пишу папе письмо и предупреждаю: если он когда-нибудь снова заговорит о моем теле, то никогда больше меня не увидит. Он на время успокаивается, но я всегда начеку.

Мама эмоционально отсутствует. Она не имеет той привязанности к своим двум дочкам, какую проявляет к своим маленьким собачкам. Она избегает нас, укрываясь в ванной или спальне. Уверена, что она сожалеет о нашем появлении. Мне хочется поиграть с ее украшениями, косметикой и одеждой, но мне запрещено прикасаться к ним. Когда мамы нет дома, я изучаю и трогаю все ее вещи, осторожно, чтобы вернуть их на место. Так чувствую себя ближе к ней. Я сильно, до боли, нуждаюсь в ее любви и привязанности. Стараюсь не беспокоить ее. У нее злой нрав, но я не так боюсь ее, как папу.

Единственный человек, которого мы приветствуем в нашем доме, – это женщина, проносящая продукцию фирмы Avon. Мне не разрешают приводить домой друзей, что ставит меня в неловкое положение, потому что мне приходится объяснять, почему они не могут прийти поиграть и почему я могу играть только в их домах. В конце концов мама нашла работу, думаю, чтобы быть подальше от нас с сестрой.

Когда я была маленькой девочкой, мой отец стал первым героем для меня. Он был пожарным, вероятно, на самой опасной станции в стране. Борьба с беспорядками в Уоттсе в 1965 году, родовспоможение, перевязка колотых и огнестрельных ран лишь часть его работы. В сезон локальных пожаров он пропадал неделями. Возвращаясь домой, он бросает свои сырые, испачканные пеплом сапоги и форменный плащ на крыльцо, а шлем – в мойку на кухне. От усталости он с трудом двигается и весь пропах дымом.

Папа научил меня ремонтировать автомобили и дома и продавать их с прибылью. Я была его чернорабочим в малярном бизнесе, помогала чистить бассейны. Мы даже занимались уборкой в обгоревших домах и обшивали их досками. А дома он учил меня готовить еду и проверять баланс банковских счетов. Все это внушило мне уверенность, что смогу заняться любой работой, которая подвернется.

Мягко говоря, мои чувства к отцу были противоречивыми. Я любила и в то же время боялась его. Казалось, отец все знал и научил меня столь многому, но именно он причинил мне боль и испортил мое представление о ценности и роли женщины в мире.

Позирую для школьной фотографии, в платье, которое сама сшила в возрасте пятнадцати лет

1970-е годы, Калифорния

В седьмом классе я знакомлюсь с девочкой, которая выворачивает наизнанку мою странную, изолированную жизнь. Келли – мой первый настоящий друг. Она позволила ребенку внутри меня выйти из клетки, и этот ребенок уже не вернется туда. Никогда.

Поскольку друзей не допускают в мой дом, я все время хожу к Келли. Ее дом полная противоположность моему и наполнен миром, любовью и смехом. Ее родители не кричат, и в семье не происходит никаких жутких сексуальных сцен. Не могу поверить, что такое возможно. Там я чувствую себя в безопасности. Мы общаемся, слушаем альбомы, устраиваем кавардак в кухне и не спим всю ночь. Ее родители даже говорят: «Доброе утро, дорогая». Это по-настоящему?