Дмитрий Процко - Эпидемия. Записки из сумасшедших туров #Туровыебудни [litres]

Шоу в Санкт-Петербурге. После фееричного концерта и не менее фееричного ночного поезда в Москву я наконец доползаю до кровати с намерением спать не меньше десяти часов, но в ту же секунду раздается телефонный звонок. Звонит директор, который вместе с Мелисовым и еще несколькими участниками команды остались в Питере: «Значит так, дело очень серьезное, я сейчас на «Сапсане» выезжаю из Питера. По приезде в Москву через три часа жду тебя в «Андердоге» (бар на Третьяковке, где мы иногда встречаемся), будет серьезный разговор по поводу случившегося вчера». С меня сон слетает моментально, какой серьезный разговор может быть сегодня! Сегодня выжить бы просто! Да и что случилось-то? Явно что-то случилось, и явно не очень хорошее. Пытаюсь вспомнить, какие косяки могли быть вчера, – есть ощущение, что моя совесть чиста, концерт отыгран отлично, афтерпати тоже прошло на высоком идейно-художественном уровне, но почему именно меня вызывает Андрей? Ладно, разберемся. Приезжаю на место встречи, там уже ждет Максимкин с серьезным выражением лица. Подхожу, здороваюсь, тут неожиданно его лицо расплывается в улыбке: «А здорово я тебя напугал, да! Ладно, не бойся, все хорошо, но мне категорически и срочно нужна хорошая компания, а если бы я сказал по-другому, ты бы не приехал». «Ну и гад ты», – говорю я. «Ничего не знаю, долг дружбы превыше сна. Друга надо спасать, в том числе от похмелья и одиночества», – заявляет этот наглый человек.

– Кстати, в Питере действительно была пара интересных историй, могу рассказать. Накидались, значит, мы вчера после концерта очень душевно. Конца вечера я не помню вообще, говорят, Мелисов меня вел под руки, а я отказывался узнавать гостиницу, заверяя его, что такие большие артисты, как мы, никак не могут жить в таком сраном месте. Ночью я просыпаюсь, сидя на черной лестнице гостиницы, и вообще не понимаю, где я и как я сюда попал. Более того, на лестнице темно, я не вижу ни одного выхода, страшно до жути. Я начинаю громко кричать: «Где я?!». Ко мне подходят какие-то люди, начинают успокаивать, что все нормально, вы в гостинице.

– Нормально отдохнули, чувствуется уровень, – замечаю я, смакуя пиво, которое я уже успел забрать с барной стойки в процессе рассказа.

– А Никита [световик наш в тот момент] тоже сидел-сидел с нами и неожиданно вспомнил, что у него поезд в Петрозаводск скоро и уже пора на вокзал. Приехал, говорит, на вокзал, до поезда полчаса. Зашел в «Сабвэй», взял себе сэндвич, сел за стол и – ага, проснулся ровно через полчаса все так же с сэндвичем в руке. Побежал на платформу, а поезд как раз отходит уже, он за ним бегом по-прежнему с этим сэндвичем – совсем чуть-чуть не догнал, – Андрей тоже делает большой глоток и пива и продолжает, – но самое интересное, что это ему так казалось, что он проснулся через полчаса. На самом деле его поезд ушел еще час назад, и бежал он совсем за другим, стоящим у той же платформы. Жаль, что не успел, была бы еще одна история, куда он в итоге уехал.

Как потом выяснилось, с поездами в тот день не сложилось не только у Никиты. Также благополучно пропустили свой поезд до Москвы девушки из официального фан-клуба, но об этом мы узнали уже позже.

В Воронеже Максимкин, который считает себя любителем острой пищи, заказал суперострый бургер с чили, халапеньо, каким-то ядерным соусом. На упаковке даже было написано, что блюдо при желании может быть использовано как метод дезактивации противника в случае войны. Отрезав кусок и проглотив его, бравый директор превратился в огнедышащего дракона, его легко можно было выпускать на сцену в качестве спецэффекта. Немного отдышавшись и высушив брызнувшие из глаз слезы, Андрей заявил: «Это какой-то вопиизм, а не бургер. Ни один нормальный человек не способен это съесть». Высказывание услышал проходящий мимо Лобашев, который тоже оказался любителем острого. Бесстрашный Торвальд воспринял данное заявление как вызов и заявил, что не видит ничего острого в бургере Андрея, однако на предложение попробовать самому ответил, что сейчас слишком сыт, – впрочем, вечером готов на спор съесть данное блюдо целиком и даже не поморщиться. Тут же было заключено пари, сделаны ставки и анонсирована интернет-трансляция мероприятия. Вечером в присутствии всей гастрольной труппы и зрителей трансляции Лобашев не без труда, но все же осилил бургер. Правда, Максимкин до сих утверждает, что тот вариант, который съел он сам, был гораздо острее, так что пари, с его точки зрения, получилось не совсем честное, но теперь ничего не докажешь. Пока шел спор, в баре появился Кривенков, неизвестно где пропадавший до этого. Он очень удивился, откуда столько возбуждения по поводу бургера со столько неявно выраженной остротой и потребовал себе такой же, но гораздо более острый, который употребил, не моргнув глазом, под аплодисменты собравшейся публики. Это был в чем-то исторический момент, который запомнился как первый стрим в истории группы.