Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Караваджо уже в который раз отказывается от геометрической перспективы в пользу оптического эффекта – у зрителя создается впечатление, что он находится перед группой людей, совершающих молитву над телом святой Лючии. Размер фигур уменьшается по мере их удаления от зрителя в глубь картины – от могильщиков, до епископа и так вплоть до миниатюрной женщины, которая оплакивает Лючию, сложив руки в молитвенной позе. Среди всех этих персонажей тело святой теряется, остается почти незаметным для наблюдателя. Лючия лежит на земле, одна рука ее покоится на груди, при этом одежды чуть расстегнуты. Другая рука держит пальму, символ мученичества – эта деталь была уничтожена в ходе недобросовестной реставрации. На длинной шее святой мы видим следы от меча, прервавшего ее земную жизнь, но при этом открывшего путь к жизни вечной. Именно об этом говорит ее выражение лица, застывшее в блаженном экстазе. Как показало рентгенологическое исследование, сначала Караваджо намеревался изобразить голову отдельно от тела, но впоследствии отказался от этой жуткой детали, сконцентрировавшись на выражении лица Лючии и окружающих ее праведников.

Впервые художнику удалось создать такую мрачную и одновременно статичную атмосферу. Эксперимент получился настолько удачным, что Меризи решил повторить его спустя несколько недель на полотне «Воскрешение Лазаря» ( см . рис. 25), которое проникнуто еще большей напряженностью и драматизмом. Новость о присутствии Караваджо на Сицилии долетела и до Мессины, откуда поступило еще одно предложение о работе. Художника приглашает в Мессину генуэзский купец, который только что приобрел право быть погребенным в хоровой капелле церкви Сан-Пьетро-э-Паоло-де Пизани, прямо за алтарем, то есть в самой важной части базилики. Выбор сцены связан с фамилией заказчика – Джованни Баттиста де Ладзари, слева мы видим еле различимые во мраке створки двери, которая предположительно ведет в гробницу. Христос только что произнес имя умершего, сняв с него оцепенение смерти. Караваджо изобразил ключевой момент этой истории, когда Лазарь, которого только что извлекли из могилы, возвращается к жизни: тело его застыло во власти смерти, голова безжизненно запрокинута назад; и только рука, которая тянется к потоку света, исходящему от Иисуса, говорит о свершившемся чуде. Вторая рука Лазаря указывает на череп, лежащий на земле, ноги святого перекрещены, как у распятого – на картине он показан предвестником грядущих страстей Христовых: здесь возникает тонкая параллель между Лазарем и Спасителем. Мессия стоит в окружении верующих, на их лицах, озаренных светом божественной благодати, мы можем наблюдать всю палитру эмоций – любопытство, удивление, шок, недоверчивость. Караваджо умудряется передать в немногих, но экспрессивных деталях, мистическое чувство персонажей, которое не чуждо и самому художнику, при всех его метаниях и склонности к бунтарству. За годы творчества Меризи научился концентрироваться, благодаря чему ему удается реализовать огромные полотна за небольшой промежуток времени.

Сузинно, подробно описывающий сицилийский период жизни и творчества Меризи, не устает дивиться эксцентричности художника и всячески критикует его. По поводу данной картины он сообщает следующие шокирующие подробности: «Меризи пишет первую версию “Воскрешения Лазаря” в больнице, заставляя натурщиков держать зловонный труп мужчины, умершего несколько дней назад. Неудовлетворенный результатом, Караваджо, вопреки мольбам своих ассистентов, уничтожает полотно, вспоров его кинжалом». По словам Сузинно, в то время Караваджо превращается в «болвана, самодура, безумца». В таком состоянии душевного расстройства художник навсегда покидает Сицилию и совершает отчаянную попытку вернуться в Рим. Однако увидеть Вечный город ему, увы, уже не суждено.

Чтобы составить представление о карьере Караваджо, можно оценить размер вознаграждения, которое он получал в разные периоды творчества. Работая в мастерской Бальоне, Меризи «пишет головы» по цене 5 байокко за каждую – на эту сумму можно было неплохо отобедать в римской таверне, заказав полное меню – мясо или рыбу, гарнир, воду и вино. Караваджо всегда отличался быстротой в работе, так что за день мог нарисовать до трех голов, особенно при том, что «был нищ и в деньгах испытывал крайнюю нужду».

Самое первое произведение, за которое Караваджо выручил значительную сумму – «Мальчик, укушенный скорпионом» – приносит ему, согласно Джулио Манчини, 25 юлиев. Один юлий равен двум гроссо, то есть картина стоила в 50 раз дороже, чем головы, которые он писал в мастерской Бальоне. Через пару лет одна из двух версий «Гадалки» (ныне хранится в Лувре) была продана Алессандро Виттриче за 8 скудо. Интересная цифра, при том, что в том же 1604 году Караваджо платит за аренду жилья 45 скудо в год.