Борис Чирков: ...Азорские острова

Остроносенькая рыбка, зажаренная в оливковом масле, громко хрустела у нас на зубах. Опустошив тарелки, мы наполняли их вареными ракушками и устрицами, поливали соком лимона и усердно поглощали, нагромождая около себя на столе горки скорлупы и раковин.

Мы жевали без устали. Солнце грело и горячило нас. Ветер остужал наши головы, согретые едой и кьянти, которое то и дело подливали в наши стаканы из больших, оплетенных тростником бутылей приветливые рыбаки. Загоревшие до черноты, они подходили к столам, улыбались, ослепляя нас белоснежными зубами. Что-то быстро говорили, хлопали по плечу, иногда выпивали с нами стаканчик вина.

Пожалуй, к нашему столу они подходили чаще, чем к другим, и дольше задерживались, хотя беседа между нами велась только улыбками, подмигиванием и дружелюбными кивками головы.

Когда первый аппетит был усмирен, в руках этих же рыбаков появилась флейта, скрипка, концертино и бубен. Самодеятельный оркестр заиграл какие-то ласковые мелодии, и сразу же к музыке присоединились голоса итальянцев, а через пару минут, хотя и без слов, стали подпевать мотиву все мы, иностранцы, приехавшие сюда из двадцати стран мира.

Солнце перебралось к нам за спины, длинные синие тени протянулись по снегу, а мы все не могли расстаться с приятным этим местом и с добрыми людьми, так ласково принимавшими нас…

А вот и еще одна трапеза, там же, в Кортина д’Ампеццо. Как члены жюри фестиваля, мы с товарищем проживали тогда на казенном коште. Поселили нас в лучшей гостинице, кормили в первоклассном ресторане. Поначалу мы чувствовали себя маленько неуютно среди богатых туристов: очень уж непривычна была компания. Да, видно, и мы не вызывали особых симпатий у постоянных посетителей этого заведения. Но вот как-то за обедом, в час пик, вместо запарившегося официанта, к нам за заказом подошел сам метрдотель. Осведомляясь о наших желаниях, он внимательно глядел на нас и, несмотря на отличный итальянский язык моего товарища, все же распознал в нас иностранцев.

— Югославия? — спросил он улыбаясь.

— Нет.

— Польша? Болгария? — вновь задал он вопрос.

— Москва! — вставил словечко и я.

— О!.. — у метрдотеля округлились глаза. Он быстро заговорил, обращаясь к моему товарищу. Оказывается, в войну он был солдатом, его батальон отправили под Сталинград, но…

— Мы опоздали, не доехали… И я остался жив!..

Он так приветливо улыбался нам, как будто бы благодарил за то, что советские войска успели сокрушить армию Паулюса до того, как его часть прибыла в сталинградский котел, и потому он невредимым вернулся на родину и смог опять заняться своим привычным и любимым делом.

— О! Я кулинар! Мои рецепты напечатаны в поваренной книге!.. Позвольте мне угостить вас спагетти по моему способу. Вы не пожалеете, что отведаете их!..

И на следующий день в обеденный час в переполненном зале ресторана появилась процессия, которая торжественно направилась к нашему столу. Впереди шествовал сам метрдотель, держа в одной руке накрахмаленные салфетки, а в другой — длинную блестящую ложку. За ним следовала его команда — человек пять мальчишек в белых куртках. Один толкал перед собой небольшой столик. Другой осторожно тащил переносную плитку — что-то вроде керосинки. Остальные несли кастрюли, судки, бутылки, баночки, пакеты.

Когда вся компания остановилась возле нас, все посетители ресторана прервали трапезу и повернули головы в нашу сторону.

И началось представление. Да, метрдотель оказался человеком талантливым и опытным. Он действовал умело и торжественно. В одно и то же время это был повар, фокусник и алхимик. Все, что он делал, выглядело и целесообразно, и картинно, и несло в себе еще какой-то дополнительный, скрытый смысл. Как будто бы он не просто готовил кушанье, а преобразовывал простую материю в нечто иное, более сложное, до чего сама природа не могла ни дойти, ни додуматься!..

Свита нашего кудесника с благоговением взирала на его манипуляции, повинуясь не только его отрывистым, коротким командам, но и выразительным взглядам и жестам, которыми он отдавал свои распоряжения. Все его ассистенты были чрезвычайно серьезны и сосредоточены, чтобы, спаси бог, не прозевать его приказа…

Пожалуй, эдакую четкость работы, скупость в словах и умение понять желание мастера я видел только раз — в операционной нейрохирургического института.

А сам созидатель был во власти вдохновения — он что-то отмерял, натирал на терке, мял, смешивал, нарезал, крошил, взбалтывал и подливал в эту смесь специи и пряности, что-то разноцветное из маленьких бутылочек…