И хотя я понял, что не сварюсь, но и этих градусов было для меня многовато.
Так вот, жарко, очень жарко в Калькутте, но, кроме того, еще и влажно. Так много влаги в воздухе, что на ботинках, которые вы сняли вечером, утром можете увидеть зеленую плесень, что развелась на них за ночь…
В таких-то непривычных для северян условиях жили там наши товарищи. И как же они обрадовались, когда мы явились к ним в гости. Слезы блестели у них на глазах, когда они нас увидели. А уж принимали нас, потчевали, ухаживали за нами, как за самыми родными и близкими людьми. С утра до позднего вечера не отходили от нас, только и отпускали от себя, что на ночлег в гостиницу.
Больше всего хлопотали вокруг нас сам торгпред — Сергей Иванович и его жена. Не было ничего заветного, чего бы они не выставляли на стол. Не было ничего лакомого, чем бы нас не попотчевали, и интересного, чего бы нам не показали. А уж ласковы они были с нами, как с самыми дорогими и желанными друзьями.
А дня через два после приезда в город мы получили остатки нашего багажа, застрявшего где-то в дороге. И тогда Кадочников извлек из только что прибывшего чемодана посылку для Сергея Ивановича от его сестры из Ленинграда. Небольшой сверток — в нем зачерствевшая буханка черного хлеба и штуки четыре воблы.
В огромном торговом городе не было, по-моему, предмета или продукта, которых не продавали бы в его бесчисленных магазинах. А вот черного-то хлеба и воблы ни за какие деньги достать было невозможно.
И первый раз за последние три года наши новые товарищи увидели нехитрую эту еду. Для нас обычную и простую, а для них такую домашнюю, желанную, обаятельную. Как будто бы из-за тридевять земель прислали им привет родные края.
Нет, право, это был торжественный момент. Все замолчали. Сергей Иванович и его жена даже переменились в лице. В полной тишине они взяли свою посылку и, не глядя ни на кого и не говоря ни слова, повернулись и пошли по коридору в свои комнаты. Они закрыли за собою дверь, и мы услышали, как щелкнул замок…
Увидели мы их через полчаса. Они появились среди нас смущенные и неловкие. Глаза у них были виноватые. Но и счастливые! И все мы понимали, что сейчас там, за закрытой дверью, у них было свидание с родными краями. Они сидели вдвоем, ели черствый черный хлеб, жевали воблу и вспоминали Москву, свой дом, родных и друзей. Вспоминали поля и леса Подмосковья, мороз, снег на крышах и под ногами…
СПАСИБО, ДОРОГИЕ ХОЗЯЕВА!
Пришлось мне однажды быть со спектаклями в Перми, а оттуда пригласили нас, небольшой группой, на концерт в Красновишерск. Это километров пятьсот прямо на север. Едва вылезли мы из самолета, еще не придя в себя после настырной болтанки, которую пришлось перенести в воздухе, как приветливые и гостеприимные хозяева усадили нас в машины и отвезли прямо на берег реки Вишеры. На быстром катере понеслись мы за город мимо улочек, сбегавших к воде, мимо огородов и лесных складов. А затем, слева, пошли ярко-зеленые луга, а справа, все выше и выше, стали вырастать каменистые откосы, поросшие хвойным лесом.
Мы плыли по тихой, покойной реке. Чистая, ясная вода разбегалась перед носом нашего катера и волною поднималась за кормой. Крепкий, свежий воздух так и раздвигал грудь. Ни единого масляного пятна на поверхности реки, ни клочка дыма на синем небе. Никакого жилья вокруг, да и вообще никаких следов человеческой деятельности. Мы, как первооткрыватели этих милых мест, огибали извилину за извилиной Вишеры. Было тихо, только постукивал мотор нашего суденышка. Даже слышно, как кричала на лугу какая-то птица и ей отвечала невидимая пичуга с одной из елок, что склонялись со скал прямо к воде. Солнце грело горячо, но не обжигало, как на юге. После самолетной тряски, грохота и бензиновой вони такой покой лег на душу…
Вдруг близкий, обрывистый берег отошел в сторону, и на его месте оказался зеленый лужок, как ширмами отгороженный скалами от всего прочего мира. Несколько женщин поднялись от костра и приветливо замахали нам платками. Катер ткнулся носом в траву, а мы сошли на полянку.
— Пожалуйста, пожалуйста! — напирая на «о», говорят хозяйки этого милого местечка. — Уха-то уже готова!.. — и ведут нас к костру. Из него высовывается закоптелое до черноты ведро, а из ведра, вместе с паром, вырывается обольстительный аромат, «подобного которому нет в мире» и от которого кружатся наши усталые головы.
Читать дальше