Вадим Мальцев: Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

В поисках попутного транспорта мы обошли многие кварталы города и оказались на железнодорожном вокзале. Здесь было тихо: на путях – ни вагонов, ни паровозов. Буфеты и ларьки закрыты. Служащих железной дороги нигде не видно. Запомнились остеклённые ларьки, витрины которых были заполнены банками крабов, бутылками шампанского, папиросными коробками и другой мелочью.

Мы сидели на удобной вокзальной скамейке, не зная, что предпринять дальше. К нам подошёл железнодорожник и попросил прикурить. Он подсказал, что скоро на Владиславовку пойдёт последний паровоз, который сейчас стоит у водокачки. Принято единодушное решение – ехать на этом паровозе. Ехали мы в тендере, усевшись на мешки с углём. Уже вечером, уставшие и грязные, но очень довольные, мы сидели в столовой и знакомились с грустными новостями.

На аэродроме Семь Колодцев, куда мы добрались с таким трудом, чтобы улететь на «большую землю», скопилась почти вся фронтовая авиация. Из-за нехватки боекомплектов и бензозаправщиков наши «сотки» стояли в капонирах. Техническая столовая находилась в пяти километрах от наших стоянок и плохо справлялась со своими прямыми обязанностями. Ужин заканчивался поздно вечером, когда наступала полная темнота. Шли ночные дожди.

Для своевременной подготовки самолётов к полётам в тех сложных условиях приходилось совмещать обед и ужин. Поэтому мы были вынуждены ездить по вечерам в столовую на нашем ПАРМе, смонтированном на шасси ЗИС-5.

Однажды, возвращаясь по скользкой грязной дороге с ужина, мы встретили небольшую колонну танков, которая оттеснила нашу автомашину с накатанной колеи в глубокий кювет. В результате чего мастерская резко перевернулась. Те, кто находился внутри мастерской, оказались придавленными тяжёлым оборудованием. Наиболее опасными предметами были: токарный станок, верстак, кислородные и ацетиленовые баллоны. Раздались дикие крики и стоны. Танкисты остановились и стали помогать пострадавшим. В кромешной темноте трудно понять, кого куда вытаскивать. Только чёткие команды начальника ПАРМа и его находчивость позволили разобраться в куче раненых. Многие из них были отправлены в санчасть на автомашине.

Я же в течение этих неприятных минут сидел в небольшой яме, наглухо придавленный кузовом мастерской, слушал крики и стоны моих товарищей и тихо ждал своей очереди. В эту яму меня направила неведомая сила в тот момент, когда машина только начала переворачиваться, а я с подножки отскакивал подальше от опасности.

Прыгнув в темноту, я проскользил по крутым откосам счастливой для меня ямы и оказался плотно прикрытым кузовом. Винтовка, с которой в то время я не расставался, была сломана, а её погнутый ствол упирался в обшивку кузова. Я был невредим и терпеливо ждал. Один из танков натянул трос и аккуратно поставил ПАРМ на все четыре колеса. Я вылез из ямы, присоединился к другим здоровым товарищам, и мы пошли к самолётам по грязной, избитой танками дороге.

На следующий день обещанный командованием самолёт ТБ-3 за нами так и не прилетел. Кажется, он был сбит ещё на «большой земле». Тогда была дана команда: добираться до станицы Абинская своими средствами и силами. Силы у нас ещё были, но средств не было.

Немцы приближались. 1 ноября был взят Симферополь, 3 ноября – Феодосия, 4 ноября бои начались на ак-монайских позициях. Войска, оборонявшие Крым, были измотаны непрерывными боями, не пополнялись резервами, управление войсками было нарушено. Ко всему прочему моральный дух 51-й армии был настолько низок, что местные красноармейцы были готовы разойтись по своим домам. Некоторые так и делали.

Мы, трое авиационных механиков, готовились к отступлению: собрали и сожгли все чемоданы и парашютные сумки, в которых находились личные вещи погибших лётчиков и техников; подобрали по вкусу новое обмундирование (я почему-то заменил тёплый хороший комбинезон на демисезонный); прихватили с собой бортпайки и небольшой бочонок с коньяком, который нашли среди вещей погибших лётчиков. Коньяк был отличным, и мы даже решили его сохранить до первой большой победы. Однако обстановка на пути в Керчь была настолько сложной, что нам пришлось его обменять на места в грузовой автомашине ГАЗ. Этот бочонок позволил нам достаточно быстро добраться до Керчи.

6 ноября 1941 года мы проснулись в небольшом опрятном домике местного жителя, который нас довёз до Керчи на автомашине без покрышек. Утро было тихое и приятное. Хозяин был доволен отсутствием стрельбы и перспективой остаться в своём доме, воображая, что война для него закончилась. Мы же немецкой пропаганде не поддались и неспешно двинулись к переправе. Оказалось, что переправы, как мы её представляли, в виде постоянно курсирующих паромов или больших барж, не было. Были маленькие катера, маленькие баржи, которые как-то и кем-то загружались, отплывали от берега и попадали под атаки немецких самолётов. Только за редким исключением некоторые из них благополучно доплывали до узкой песчаной косы с названием Чушка или до нашего берега. Хотя на обоих берегах стояли зенитные батареи, но их огонь не причинял особых неприятностей немецкой авиации. А наши истребители, в основном это были самолёты И-153, были не способны эффективно прикрыть переправу от самолётов противника.