Вадим Мальцев: Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945

Вскоре совместными усилиями заводная ручка была вставлена в храповик, включено зажигание и мотор запустился, нарушая тишину осеннего дня. С большими предосторожностями и частыми остановками мы благополучно доехали до совхоза «Красная роза», расположенного в посёлке Зуя. Здесь размещался банно-прачечный батальон 51-й армии, укомплектованный в основном эвакуированными с Украины девчатами. Когда мы с шумом подъехали к длинным баракам и вылезли из высокой кабины пятитонки, в ротах, перед отбоем, был час личного времени. Покрытые толстым слоем дорожной пыли, мы, возможно, имели не совсем приличный вид.

Однако первая встреча была более чем радушной. Нас окружили плотным кольцом любопытные, доброжелательные, совсем молоденькие девчонки, которые наперебой стали интересоваться, кто мы и откуда. Инициативу переговоров по старшинству решительно взял на себя Лизунов, постепенно входящий в роль командира отряда бомбардировщиков, совершивших ночной налёт на Румынию. Его яркий рассказ о прорыве трёх зон воздушной обороны в районе Плоешти, атаках ночных истребителей, о новейших наших самолётах был красноречив и достаточно убедителен.

Мне в этом «обычном боевом вылете» отводилась роль флагманского штурмана, сбросившего точно над целью, под огнём крупнокалиберной зенитной артиллерии, четыре бомбы ФАБ-250 и множество зажигательных бомб. Моя главная заслуга, как я понял, состояла в том, что немецкие танки, хотя и прорвали ишуньские позиции, теперь остались без горючего и не смогут продолжать наступление на Джанкой.

Поэтому эта ночь и последующие, он гарантировал, будут спокойными, а команд на эвакуацию не будет. Закончил Лизунов рассказ грустным повествованием о том, как были похоронены стрелки-радисты, погибшие в неравном бою, взорван подбитый самолёт, и теперь мы едем на новый аэродром, так как на старом высадился немецкий десант. Всё это было подтверждено «командором», который своей весёлой улыбкой и прежним знакомством с женским персоналом окончательно рассеял недоверие к двум авиаторам в пыльных лётных комбинезонах.

После этого мы были приняты женским подразделением окончательно.

Стройная, в хорошо подогнанном обмундировании старшина роты первая поняла необходимость приютить на ночь и обласкать героического командира и его штурмана. Последовала нужная команда, и я попал в распоряжение очень приятного сержанта с мягким украинским говором, заботливым взглядом и ласковыми, сильными руками. Было приятно мыться душистым мылом и полоскаться тёплой водой, смывая месячную грязь. Еще приятнее чувствовать заботу милого существа, находящегося рядом с большим синим чайником.

Затем был ночной ужин, определивший наши отношения и взаимный выбор. От выпитого спирта и девичьего окружения по телу растекалась взбудораженная горячая кровь, усиливая ожидания чего-то для меня важного и таинственного. Тихая звёздная ночь, по-южному тёмная, не пугала и не настораживала, а ласкала в своих объятиях всех, кто был жив и хотел жить. В маленькой комнатке длинного барака мне и Лизунову были определены две солдатские койки, которые принадлежали, как выяснилось позже, нашим заботливым младшим командирам. Пока всё шло так, как обещал «командор». Свет в комнате потушен, через открытое окно повеяло ночной свежестью.

Настало время ожидания. Время остановилось. Наконец дверь приоткрылась, и в комнату проскользнули две тени. Было слышно, как они раздевались, укладывали своё обмундирование, сдержанно хихикали и о чём-то шептались. Ко мне под простыню забралась та, которую я так долго и с таким нетерпением ждал. Я ощутил наяву запах девичьего тела с привкусом приятного аромата хозяйственного мыла. Первый раз я был так близок с девушкой, и первый раз я верил в реальность свершения, о котором только мог мечтать молодой, здоровый организм. Но ничего этого не случилось. Всё было так, как хотела она, как ей подсказывали разум, чувства и сердце. Вдобавок, видимо, ещё действовал девичий уговор. Наши поцелуи и взаимная ласка оканчивались внезапно и так решительно со стороны милой девушки, что мне оставалось только ждать и слушать её нравоучения, которые сменялись политинформацией и слезами о расстрелянных немцами многочисленных родственниках.

Чудом спасшаяся от немецкой расправы, она оказалась совсем одна. И это, как я понял, её волновало сильнее, чем присутствие в постели молодого человека. Вскоре её настроение передалось и мне, мы оба превратились в ласковых детей, успокаивающих друг друга. Этой ночью между нами появилось то доверие, которое складывается между людьми в течение долгой совместной жизни или при сильных взаимных чувствах.