Станислав Аверков: Как я обстрелял Соединенные Штаты Америки

Уговаривать Михаила Кузьмича отменить свой приказ ходили и поодиночке и целыми делегациями – мои руководители отдела и комплекса, представители профкома, комсомола, партийные функционеры. Какими только фактами не пытались смягчить сердце Главного, какие только аргументы не приводились в качестве доказательств моего абсолютно невозможного увольнения: парень молодой, но очень работящий, борется за звание «Ударник коммунистического труда», взысканий не имеет, живет в общежитии, выпускает стенгазету, дружинник, донор, спортсмен, участник художественной самодеятельности (разве только красавцем не обзывали!). Ел пирожок в рабочее время, потому что заседания аварийной комиссии затягивались, захватывая не только время обеда, но и иногда ужина, а он обеспечивал работу этой комиссии, без него она ну совершенно не смогла бы работать и так далее и тому подобное.

В общем, нервотрепки было предостаточно. Меня проработали на профсоюзном собрании отдела, на комсомольском собрании комплекса, взяли на поруки, прикрепили наставника. И Янгель сдался. Меня не уволили, но все-таки объявили выговор, чтобы неповадно было в будущем и мне, и другим. Инцидент был исчерпан, но мне запомнился на всю жизнь).

А теперь в самолете та же нечистая сила, которая дернула меня за язык, видимо, схватила за тот же орган и моего начальника Иосифа Менделевича. Надо же было умудриться назвать, молодого специалиста, «крестником» не кого-нибудь, а самого Янгеля – академика АН СССР, кандидата в члены ЦК КПСС, дважды Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии, Главного конструктора самого знаменитого Конструкторского Бюро в мире. Американская «Нью-Йорк Таймс» даже назвала Янгеля главным поджигателем войны. Напечатала его портрет – очаровательная улыбка сибиряка. Какой только шпион его сумел сфотографировать и продать газете за миллионное вознаграждение? Знали же в США Янгеля, несмотря на принятые в СССР все мыслимые и немыслимые меры по его засекречиванию!

Михаил Кузьмич беззлобно рассмеялся, когда я стал в очередной раз оправдываться из-за того далеко не простого для меня случая.

– Просто ты под руку тогда попался. Я только что прилетел из Москвы, с пленума ЦК. На нем постановили крепить дисциплину труда. И я тоже за это проголосовал… И вдруг вижу рядом с моим кабинетом какого-то хмыря, жующего в рабочее время. Прекрасный повод для воспитания коллектива.

– Но почему же на моем примере? – снова не удержался я, – Я душу вложил в протокольные документы, а Вы меня… – тут я вспомнил присказку, которую мои соседи-преферансисты часто повторяли над моим ухом, – как канделябром по голове…

– Рок. Несчастливое стечение обстоятельств. Но ведь коллектив тебя отстоял. Очень зрелый и дружный коллектив. А зубастость твоя ой как кстати! Ты летишь на полигон в составе бригады испытателей новой техники. Предстоит ответственейший пуск. Им мы должны доказать всем сомневающимся, что выяснены истинные причины всех недолетов и перелетов «орбиталок». И не только выяснены, но и устранены! И что наша «орбиталка» самая надежная ракета в мире! Кстати, что за книга у тебя в руках?

Я передал ее Янгелю. Тот, просмотрев ее, произнес:

– Лев Гумилев – выдающийся историк. Кто у нас сможет прокомментировать творение Гумилева?

Вызвался профессор Александр Александрович Красовский, начальник отдела баллистики. Он потребовал книгу, минут десять ее изучал, потом вынес резюме:

– Интереснейший взгляд на древнюю историю Великой Степи. Однако я бы рассказал не только о славянах, хазарах, монголах, татарах, но уделил большее внимание скифам. Я родился на среднем Дону, в селе Нижний Кисляй, на речке Битюг – притоке Дона. В этих местах бытовали легенды о скифах. Даже в детстве нам показывал школьный учитель скифские холмы. Будучи в ленинградском Эрмитаже видел скифское золото из Новочеркасского кургана…

Но очередной резкий крен заставил и меня, и всех сотрудников КБ замолкнуть и вцепиться в подлокотники кресел. Мой сосед посмотрел в иллюминатор. Когда он повернулся ко мне, его глаза были величиной с блюдце. Это заставило меня тоже прильнуть лицом к стеклу, а затем, потеснив коллег, переместиться к иллюминатору с противоположной стороны. Увиденное заставило меня перекреститься. Мертвенно-бледный свет Луны освещал нашу проверенную в передрягах сверхсекретную «Аннушку, рассекавшую просторы Великой Степи на одном работающем двигателе! Другой застыл! Его лопасти безжизненно остановились. Слава Богу, что кроме моего соседа и меня никто не додумался последовать нашему примеру и обнаружить за бортом трагедийную ситуацию в нашем лайнере. Мои соседи азартно разыгрывали распасы, кто-то продолжал дружескую беседу. Командир экипажа нашего АН-24, сидевший за преферансистами, был бледен, как белый чехол на его кресле.