Противники пришли на место двумя большими толпами, среди которых были представители абсолютно всех возрастов, от юнцов, до стариков. Первоначально обе толпы расположились лагерями примерно в полусотне шагов друг от друга и начали словесную артподготовку:
– Ну, Бова, смотри, как бы я тебе морду не набил.
– А ты, Еруслан, держась покрепче, да глянь, чтобы я тебе фонарей не наставил.
Активную фазу драки начало молодое поколение. Не дожидаясь, пока взрослые достаточно раззадорят себя выкриками, мальчишки с криками и гиканьем сошлись в рукопашной. Постепенно в образованную ими кучу начали вливаться и вовсе более старшие товарищи. Кишащее месиво росло, отличить в нем членов одной команды от членов команды другой можно было, разве что только на слух, судя по тому, кого они призывали бить – заводских, или фабричных. Но призывы эти только декларировались и все получали все примерно поровну, как от чужих, так и от своих. Схватка продолжалась около часа, пока одна из сторон не победила, и не погнала проигравших с поля боя. Определить кто именно и кого именно погнал было сложно, но гнали в направлении именно того пригорка, на котором расположились зрители. Видимо, проигравшие хотели смешаться с толпой, и у них это получилось. В результате те из зрителей, кто не успел сообразить и вовремя убраться, были так же включены в ряды драчующихся и получили свою порцию тумаков. Несколько хороших затрещин пришлись и на Ванькину долю. Потом он часто и с восторгом о них рассказывал.
Хозяин вернулся из Москвы только в среду. Однако ни чем хорошим порадовать Ваньку он не мог. Ни у одного из знакомых меховщиков свободной штатной единицы для 15-летнего Ваньки не нашлось. Но и ехать домой ему совершенно не хотелось. В ожидании подходящего места он был готов на любую работу. Лишь бы в Москве и лишь бы в торговле, к которой он уже прикипел душей.
– Коль так хочешь, – сказал тогда хозяин, – могу я тебя определить к Шарапову. Он говорил, у него в книжной лавке местечко есть. У него две торговли, меховая и книжная. Поступай к нему, посмотрим: понравится – хорошо, а то в меховую переведет. Главное, служи честно, будь старателен, а старик не обидит.
Такая перспектива показалась Ваньке привлекательной и он согласился с предложением коломенского купца. Не откладывая дела в долгий ящик Василий Кузьмич написал мальчишке рекомендательное письмо и вместе с провожатым скорняком отправил его на вокзал.
Ученье-терпенье
Служение в лавке, первые хитрости
Иван Сытин на всю жизнь запомнил эту дату: 13 сентября 1866 года в 6 часов вечера он ступил на московскую платформу Рязанского вокзала [4] Рязанский вокзал – с 1894 года – Казанский вокзал Москвы.
. Время было позднее, лавки уже не работали и идти сразу к Шарапову на Ильинку смысла не было. Ванька с провожатым переночевали на Таганке, у знакомой скорняка, служившей в столице в няньках.
Ранним утром путники отправились к Ильинским воротам, где в ряду нескольких балаганов и балаганчиков располагалась небольшая книжная торговля московского меховщика Петра Николаевича Шарапова. Книжками он начал заниматься почти случайно. Собственно занятие это досталось ему в наследство от брата и больших барышей не приносило. Годовой оборот лавки не дотягивал до 18 тысяч рублей, а весь ассортимент состоял из 120 лубочных сказок, нескольких азбук, изображений святых, псалтырей и хорошо продававшихся песенников. Несмотря на незначительность, книжное дело купец любил и бросать его не собирался. Хотя и вкладываться в него особенно не хотел, не веря в его финансовую перспективность.
Петр Николаевич Шарапов
День был праздничный, Воздвижение Честнаго и Животворящего Креста Господня, поэтому хозяина в лавке не было. После заутренней он, вместе с друзьями и знакомыми, пошел в расположенный неподалеку трактир. Выпить по нескольку чашек чая. Все чинно и благородно: истовый старообрядец Шарапов и подумать не смел о том, чтобы в церковный праздник пить что-то крепче чая. Поэтому 15-летнему соискателю места даже не работника, а ученика пришлось подождать. «До прихода хозяина меня экзаменовал милый старичок, издатель и типограф Ефим Яковлевич Яковлев, товарищ и друг Шарапова, – вспоминал полвека спустя Иван Дмитриевич. – Этот худенький, седенький человек очень любил читать назидания.
Читать дальше