Юрий Ильин: Путешествие назад во времени

Так было почти всё время, пока жил И. В. Сталин, и несколько лет, по инерции, после его смерти. Грешная похоть человека, его низменные качества стали с изменением условий жизни требовать большей свободы, ослабления жёсткости общего режима жизни. Стала всё больше хиреть нравственная " элита" государства и общества, и постепенно, всё больше и больше, болезнь эта стала охватывать всё общество.

Мысли мои в это время были, как и раньше, заняты мечтами о будущей морской службе. Но всё это оставалось как бы на уровне наивного хотения. Я фактически раздваивался: с одной стороны, дружил я в школе с ребятами умненькими, с которыми интересно было и поговорить, и сыграть в шахматы, а с другой, – меня притягивал двор и улица. Там можно было оставаться раскрепощённым, баловаться, играть в футбол и жить теми делами, которые провоцировала улица. С точки зрения общественной морали, ничего полезного там не предлагалось, но можно было израсходовать излишек жизненной энергии. Отсюда и получалась учёба моя на 3–4. Этому благоприятствовала общая атмосфера и семейная. Годы 1947-48 совпали с уходом отца со службы, со временем его интенсивного лечения в госпиталях или в санатории, а затем с его с устройством на гражданскую работу – контролёром на военный завод п/я 50 им. Артёма. Мать вынуждена была пойти на работу – вначале маляром на какое-то небольшое предприятие, а позже – лифтёром на тот же завод, где работал отец. Для неё это стало возможным, поскольку младший сын достиг уже 5–6 лет, и его можно было одного оставлять дома. Ему цепляли на шею ключ от комнаты и предоставляли самому себе. Если ему что-то надо было, а меня дома нет, он мог обратиться к соседям за помощью. Отметим здесь, что воровство в нашей барачной жизни исключалось. Двери комнат закрывались, можно сказать, символично. В таком положении руки у меня оставались развязанными, и я завершил 1947 год тем, что остался в седьмом классе на второй год. И это при том, что пятый класс в Кременчуге я окончил почти на отлично (было две четвёрки по математике и физике). В моём "падении" возможно плохую роль сыграли не только семейные обстоятельства, но разделение школ на мужские и женские. В Киев я приехал в мужскую школу, к тому же, столичную. Учебный климат в ней резко отличался от того, что было в Кременчуге. Прежде всего, не было классной дисциплины. То ли от внедрения реформы в школах, то ли по иным причинам, но в классах (мужских) возобладала вольница. Мы могли безобразно вести себя на уроках, а могли вообще на них не ходить, бражничать где-то в городе. При переходе к раздельному образованию случилось то, что и следовало ожидать. До того в классах совместных верховодили всё-таки девочки, а когда огольцов собрали вместе, то они повели себя, как сорвавшиеся с привязи лошади. И потребовалось какое-то время, чтобы этих "лошадей" собрать вместе и поместить в упряжку.

В общем, седьмой класс я блестяще прогулял, но как бы ничего и не потерял. Тогда в первый класс принимали с восьми лет, а я в детстве преуспел настолько, что пошёл в Ленинграде в школу с семи. Оставшись на год, я как бы стал в общий строй. Конечно, дома я получил головомойку (правда, без ремня, но с материнскими слезами и отцовскими нотациями). Учёбу я, несомненно, подтянул и прошёл повторно седьмой класс без особых проблем, поняв всё-таки, что к основным делам в жизни нельзя относиться легкомысленно. Иначе говоря, свой учебный казус я внутренне пережил достаточно тяжело, а позже пришло понимание, что в жизни за всё надо платить. Повалял дурака в своё "удовольствие", повторно остался на второй год. Ну не дурак? Конечно, по жизни может ошибиться любой, но абсурдно и глупо, если из этого не сделать выводов. В школе жизнь моя усложнялась в том, что учителя какое-то время справедливо относились ко мне, как к второгоднику, как мне казалось, придирались ко мне. И мне приходилось доказывать им делами, что я "не верблюд". Для становления характера это было в общем неплохо.

В самом конце августа я, собравшись с духом и мыслями, пошёл в КАПУ. Там нас, новичков собрали, с нами побеседовали, сообщили, что мы теперь воспитанники 3-ей батареи Киевского артиллерийского подготовительного училища, сказали, что от нас требуется. Потом отвели нас после бани в каптерку, где мы получили своё первое военное обмундирование. Когда мы себя с радостью, волнением и смехом приодели, нас отпустили на полдня домой: отнести гражданские одёжки, достойные, скорее того, чтобы их выбросить, и попрощаться с родителями. После этого нас должны были оставить на карантин и курс молодого бойца в течение месяца в казарме и выпустить, когда своим видом и поведением мы будем соответствовать званию "воспитанник КАПУ". После курса молодого бойца нам должны были выдать погоны, облачить в выходное обмундирование и отпустить за ворота КАПУ в увольнение.