Михаэль Бабель - Подножка

Наверное, ему сказали, что он уже в этой книге.

Я спросил, не ёрцайт ли у него.

У кого будет ёрцайт на предстоящей неделе, ведёт молитву на исходе субботы, но не говорит кадиш.

В эту минуту кто-то начал кадиш, а он приставил к лютому рту палец, мол, молчат во время кадиша. Упрёк правильный, но злобный.

Нет такого в наших краях вообще, а тем более в святом месте, да ещё во время молитвы.

Следующими шагами он пересёк говорящего кадиш. Я поспешил за ним и на ходу говорил: «Ты учишь меня молчать во время кадиша, а сам пересекаешь говорящего кадиш?»

Не глядя на меня, он жестоко кивнул головой.

Такой чирикнет ножичком.

С его стороны оказалась дверь в туалет и он нырнул туда.

После короткой молитвы не идут в туалет, а спешат домой рядом.

Но из-за нервного моего голоса, он испугался, что на этом я не остановлюсь и закричу, что он стукач. И он спрятался в туалете.

Но разве я такой!

Бывший советский пионер, честный комсомолец, порядочный беспартийный, правильно держу вилку и нож, ем курицу руками. Да ещё еврейское правило – не злословить. Чтобы человек не побледнел, что приравнивается к пролитию крови.

Мне-то они пустят кровь, не думая ни о чём еврейском.

А через неделю утром в комнате синагоги, там получасовой урок перед молитвой, он низко наклонился над книгой, как бы глубоко погрузился в учёбу. Знал, что я приду на урок первым, принесу книги для нескольких учеников, и буду единственным в комнате. Удобно понаблюдать, как я себя чувствую после происшествия неделей раньше.

То была инициатива старшего офицера. Если бы пришёл на следующее утро – инициатива его.

Я разложил принесённые книги по столам, поставил раву стендер, положил на него книгу для рава, раскрыл на сегодняшней странице, поставил раву стул.

Чекист встал и вышел.

Если всех стукачей описывать, не будет конца этой книге.

Только ещё про одного.

Использовал его, как связного.

К моему хлебному магазину в середине улицы Агрипас, напротив рынка, я выхожу из автобуса в начале улицы, и иду пешком, из-за вечной пробки на ней.

Вышел из автобуса, думаю своё, а меня окликают по имени. Человек с широкой улыбкой, сияющими глазами говорит мне: помню ли я его на уроках рава Ицхока Зильбера, он Шломо, а кто не знает Михаэля Бабеля!

Лицо знакомое, но разве всех упомнить за те давние годы? Многие прошли через уроки Торы Учителя. Сидели тесно за столом, на диване, примостились на стульях, так что было не пройти. Стукачей было не меньше, чем не стукачей, чтобы услышать не слова Торы, а «эти могут такое, что вы не можете себе даже представить». Учитель честно добавлял, что так поучал его, неопытного, когда он ещё только приехал, другой рав.

Я улыбнулся Шломе, пожал ему руку и пошёл за хлебом.

Через несколько дней я снова вышел на той остановке за хлебом. Шломо меня ждал.

– Как твоя жизнь? – спросил он радостно.

А я подумал, что мне представился удобный случай.

– Меня скоро убьют, – сказал ему.

Он продолжал профессионально улыбаться и сиять.

Поэтому я спросил его весело:

– Ты знаешь, что убивают?

Он сделал руками, как будто взял баскетбольный мяч и покрутил его, как перед броском.

– Всё времени не было. – Он смотрел на мяч и крутил его. – То работа, то детишки. Но сейчас, когда они подросли…

Он не кончил и улыбался и сиял мне. А я улыбался и сиял ему.

Мы расстались с чекистом со счастливыми лицами от выполненной каждым своей задачи.

Он-то передаст, что не боюсь.

По доносам чекистов убили и Учителя.

Он всю свою жизнь только бежал, взлетал на последний этаж, обгонял всех помочь людям.

Ему, в его шестьдесят шесть молодых лет, сделали что-то с сердцем, и он не мог подняться на одну ступеньку. Обычно, такой долго не жилец.

А он продолжил бежать и взлетать – помогать людям. Такого не бывает у сердечников.

И его продолжали убивать. А он бежал и взлетал ещё двадцать один год.

Он не был сердечником.

Через сердце его убивали.

Покушение на меня в 2003 году было за три дня до передачи первой трилогии в печать – настолько мешали книги: «Мой Израиль», «Мудаки», «Прощай, Израиль… или Последняя утопия».

Но пока мои книги не были нужны, окончательная расправа задержалась.

Потом интернет-чекисты долго дурачили меня-чайника, это тоже задержало расправу со мной.

А тут я сам ставлю мои книги, одну за другой, на полку интернетного магазина «Амазон» в захваченном чекистами интернете, как захватили они все средства связи, издательства, сети книжных магазинов – всю пропаганду и промывание мозгов.