Венера Гизатулина: Наблюдая за гончаром, или Жизнь полна подарков

Проводницей вагона, в тамбуре которого я теперь ехал, была женщина. Когда она выходила в тамбур на остановках, чтобы впустить и выпустить пассажиров, я старался вжаться в стенку, чтобы быть незаметным. Но она меня всё равно видела. Видела, но не выгоняла. А потом она заговорила со мной, и я рассказал ей свою историю. Рассказал, что еду за сестрёнкой. Проводница выслушала меня и впустила в вагон. Там она нашла место и усадила меня.

В Самарканде мы попрощались с ней, и на прощанье она мне сказала несколько добрых слов по-татарски.

Выйдя из поезда, я сначала направился не в детдом, а к отцу. Но опять его не застал, он опять лежал в больнице. Ему сделали операцию, вырезали б о льшую часть желудка.

Тогда я отправился в детдом. Но мне не хотелось идти к сестрёнке, которую я давно не видел, с пустыми руками. Горсть сушёного урюка я на базаре украл, а пол-лепёшки у меня было заранее для Вилии припасено.

В детдоме дети как раз были на прогулке, и я увидел среди них свою сестру. Но сначала не стал её подзывать, а обошёл весь детдом вдоль забора, чтобы найти укромное местечко, откуда я буду её вызволять.

Нашёл и, дождавшись, когда Вилия будет близко ко мне, тихонько, чтобы другие не услышали, подозвал её. Она опешила, увидев меня, и после секундного замешательства подбежала к забору. Мы плакали, оказавшись рядом друг с другом.

Но, как мы ни старалась, Вилия не смогла перелезть через забор. И я никак не мог ей помочь. Наконец, воспитательницы заметили шевеление Вилии возле забора и отогнали её. Я успел только сунуть ей в руки свои гостинцы и убежал.

Отбежав от детдомовского забора на безопасное расстояние, я задумался – куда мне теперь податься, Мачеха не предлагала мне остаться, и я решил добираться обратно в каракульский детдом, хотя мне очень не хотелось. Но воспитатели мне поверили и отпустили под честное слово на пять дней, я не мог их подвести.

Забрался опять на крышу поезда и уехал. Даже к отцу в больницу заходить не стал. Это было самое начало 1948 года, по-моему.

Прожил в детдоме я ещё около полугода, наверное. За это время я успел посидеть в милиции. До сих пор думаю, что это случилось не столько из-за моего проступка, а исключительно из вредности или, точнее, из-за неприязни ко мне моей новой воспитательницы.

Дело было так. В детстве я был непоседа. Забор детдома в одном месте имел пролом, и туда, за забор, ходили не только мы, дети, но и работники детдома выносили туда, на пустырь, всякий ненужный хлам – сломанные кровати, тумбочки и прочее. Этот пустырь за забором детдома для нас, воспитанников, был одним из излюбленных мест. Не помню уж, как его звали, моего тогдашнего друга, но, видимо, в нём тоже сидел будущий инженер. Вот мы с ним вдвоём стали разбирать один из выброшенных лежаков. На пустыре нас заметила наша воспитательница. Она стала истерично кричать, почему-то только на меня. Она кричала, что я – враг народа, потому что намеренно порчу государственное имущество. Она добилась того, чтобы меня забрали в милицию. Там на меня тоже кричали и грозили. Грозили, что сейчас меня выведут отсюда и расстреляют – защита социалистической собственности была в надёжных руках крепких и умелых мужчин, наверняка, на фронте не бывавших. В войну они занимались более важным делом – борьбой с детьми, оставшимися без родителей.

Я был очень напуган, хотя мне в ту пору было уже 14 лет. Только поздно вечером меня отпустили в детдом. Но предупредили, что я у них теперь на примете как вредитель, и что меня надо бы прямо сейчас посадить в тюрьму. Но они пока это отложат.

Но в детдоме мне недолго оставалось жить. В августе 1948 года нас, троих или четверых старших ребят, отправили в город Чирчик Ташкентской области, в ремесленное училище №3. Кто-то нас сопровождал, не помню уже – то ли из чирчикского училища за нами приехали, то ли кто-то из наших детдомовских работников.

6

Так началась моя новая жизнь. Стало немного полегче. Это ремесленное училище курировал Чирчикский электрохимкомбинат. Для этого комбината и готовили здесь рабочих разных специальностей. Специальность, на которую меня определили, называлась «слесарь по ремонту и обслуживанию контрольно-измерительных приборов». Как оказалось, это была элитная, как теперь сказали бы, рабочая специальность. Основными работниками комбината были аппаратчики, которые непосредственно управляли технологическим процессом. Делали они это по приборам, измеряющим различные физические и химические показатели – расход реагентов, давление, температуру и прочие. А моя специальность была не основной, а вспомогательной – ремонт и обслуживание приборов. Но это была куда более сложная, более интеллектуальная работа. Почему меня, недоучку, определили на эту специальность, не понимаю.