Венера Гизатулина: Наблюдая за гончаром, или Жизнь полна подарков

Я ходил в школу, мама работала, Вилия оставалась дома одна. Однажды её укусил скорпион. Ей было очень больно, она кричала, плакала, но никого из взрослых рядом с ней не оказалось.

В Вабкенте мы прожили года полтора или два. Шёл последний, четвёртый, год войны. Мама иногда читала нам письма отца с фронта. Чем-то особенным нам это не казалось, это была обычная жизнь, к которой мы привыкли.

Как-то утром я шёл с бидоном за молоком по направлению к минарету. Недалеко от минарета меня догнал взрослый мужчина, потом оказалось, что это был начальник милиции. Он мне сказал, чтобы я бежал за ним. Когда мы добежали до минарета, он крикнул хозяину чайханы, находящейся под минаретом, чтобы тот принёс лестницу. Когда принесли лестницу и приставили к проёму (дверце) минарета, мы с чайханщиком стали подниматься по винтовой лестнице в теле минарета наверх. Перед этим нам вручили молоток с гвоздями и красное знамя с древком, которое мы прибили на самом верху рядом с гнездом аиста.

Это было 9 мая 1945 года.

4

Все ждали возвращения отцов с войны, но мы так и не успели дождаться – маму снова перевели на новую работу. Теперь уже даже не в Бухарской области, а в Самаркандской – поближе к Ташкенту. Ей там предложили возглавить отделение сельхозбанка в Акдарьинском районе.

Нам предстояло новое переселение. Почему-то детали этого переезда я не помню, хотя я повзрослел уже на два года.

Район получил название по названию реки Акдарья, что в переводе на русский язык означает Белая река . А главный посёлок района носил название Лаиш. Происхождение названия таково: лай по-узбекски – это грязь, а иш – это команда ослу, чтобы остановился.

Приехали мы на место, и поселили нас в здании, где находились и госбанк, и сельхозбанк, так же, как когда-то в Каракуле. Квартира здесь была получше, но туалет всё равно только во дворе.

Это был центр Лайиша, метрах в 100 от нас был базар и всё остальное. А вот школа была на окраине посёлка, рядом с пожарным депо. К этой, уже третьей на моём счету, школе, я привыкал гораздо труднее, чем к предыдущей. В чужом классе я чувствовал себя неуютно, к тому же в детстве я был очень стеснительным.

Далеко не сразу, но появился в новой школе у меня друг Гриша. Он был гораздо выше меня и старше. По национальности он был еврей. Жили они в пожарном депо, и я стал часто бывать у них. И Гриша часто бывал у нас. Мама его была уже пожилой женщиной, а его старшая сестра, как я позже понял, работала в органах госбезопасности, учреждение это находилось рядом с пожарным депо.

Там, в Акдарьинском районе, мы прожили тоже недолго – до 1946 года. Наверное, поэтому я мало что помню из этого периода своей жизни. Почти ничего не сохранилось в моей памяти. Помню, как стали возвращаться фронтовики.

Те, кому повезло вернуться, возвращались не с пустыми руками, а с трофеями. Не все, конечно, только офицеры. Появились даже немецкие и американские мотоциклы. Такое могли привезти уже только высшие офицеры – полковники, наверное, не ниже. Мы, мальчишки, с интересом окружали эти чудеса техники, рассматривали их и с испугом отскакивали, едва мотоцикл трогался с места. Эти мотоциклы нам казались чем-то невероятным.

Война давно закончилась, фронтовики всё возвращались и возвращались, а нашего папы всё не было. Я видел, как встречают каждый день фронтовиков их жёны и дети, и мне было очень грустно.

Но наконец-то и наш папа приехал! Он был в гимнастёрке и в пилотке с вещмешком за плечами. На гимнастёрке его сверкали медали, но трофеев он не привёз.

Отец стал искать работу. В Лайише ничего подходящего не нашёл и поехал в Самарканд. Поехал, да так и остался там – нашёл себе другую жену.

Мой друг Гриша частенько приходил к нам. Однажды, когда он был у нас, в комнату зашёл незнакомый мужчина и, не сказав ни слова, поставил у двери полмешка муки и две поллитровые бутылки подсолнечного масла. Поставил и ушёл.

Вскоре маму вызвали к следователю прокуратуры по поводу получения ею взятки. Гриша, видимо, рассказал дома о подарках, которые неожиданно свалились на нас, а его сестра проявила бдительность.

Маму всё чаще и чаще вызывали к следователю и вскоре арестовали. Мы с сестрёнкой остались одни. Я учился в четвёртом классе и не знал ещё, что моё школьное образование и закончится этими неоконченными четырьмя классами.

Не помню, кто и как сообщил плохую новость отцу, который жил в Самарканде. Отец приехал и забрал нас к себе.