– Мутя, – так, что дальше некуда. Бывало, заплатил раз в год налог да страховку и живи спокойно, нихто тебя не трогае. А тут, прости ты господи, только что шкуру не деруть, – разошлась Груня.
Груня, надо сказать, никогда ничего не платила и с неё даже и не требовали: всё равно взять нечего.
Фокус продолжал:
– Ещё сказано: паутиной опутают землю и всё перемешается. Людей сгонят, как скотину, в одно стадо, всё будет общее – жёны и дети, и спать будут под одним широким одеялом, а бога забудут, и матери станут прожирать детей своих.
Слушали Фокуса внимательно, боясь пропустить хоть слово, а ещё больше боясь наказаний господних, которые Фокус предрекал.
– Го-осподи боже милостивый, – крестились старухи, – за што такая кара…
Бобка считался самым набожным. Священник, когда приезжал в Ласко́во, останавливался у него. Вот и теперь Бобка поддакивал:
– Хм, за што кара… Известно, за што: бога забыли, вот за што. А господь ить так сказал: буду терпеть до конца, а потом буду мучить без конца. Молиться надо, в храм божий ходить.
Тятяша попытался возразить:
– Молиться и дома можно. Грешить не надо.
– Домашняя молитва не так доходна, – отвечал Бобка.
Мужики помоложе время от времени пытались зубоскалить.
– Ну, Вань, – говорил Тимоха Макаров Ване Мишину, – уж под одним-то одеялом я переберусь к твоей молодой.
Но старики и особенно старухи гневно пресекали такие разговоры. И уж на что шутником был дед Бобка, а тут и он шуток не любил.
– Нам божье слово цытають! – прикрикивал он.
Фокус разъяснял писание: антихристы – это большевики, паутина – телеграфные провода, общее стадо – коммуна, а прожирать детей – делать аборты. В 2000 году сойдутся в драке два петуха – белый и красный – и неизвестно, кто победит. И после той драки на Земле, в разных ее концах, останутся единицы разноязычных людей.
– И человек, увидев след человеческий, будет бояться за жизнь свою, – так заканчивал проповедник разъяснение священного писания.
Книг Фокус с собой не носил. Говорили, что у него будто была библия, но точно никто не знал. Он ходил по деревням и только рассказывал, разъяснял писание. Тем и кормился.
Когда началась коллективизация, его слова в глазах крестьян получали подтверждение, и авторитет проповедника рос. Вскоре Фокуса арестовали, несмотря на бедняцкое социальное положение, и увезли.
На одном из хуторов еще до революции жил Никифор. Говорили, что хозяйство у него было крепкое. Году в девятнадцатом к дочке Никифора Иришке был принят в дом зять Вася по прозвищу Щипаный.
Пока был жив Никифор, Вася с Иришкой работали на хуторе, рожали детей. А когда тесть умер и главой семьи стал Василий, хозяйство на том хуторе очень скоро сделалось одним из самых бедных во всей округе.
В заливных лугах по речке росли в пояс травы, но Щипаный косить не хотел, отдавал покос исполу. А потом пришла лень прибирать и готовое сено – и он продавал покос на корню. У тестя на приречных склонах росли тучные хлеба. Щипаному и на пашне работать стало в тягость, и он год от года запускал пашню или сдавал в аренду.
При Никифоре Иришка доила трёх коров. Щипаный одну за другой продал их всех, а потом и лошадь. В тридцатые годы по сельсоветским книгам он числился даже не бедняком, а батраком.
И вот батрак Петров Василий одним из первых попал в список актива и с удовольствием просиживал целые дни на сельсоветских сходках. Дома Иришка с пятью малыми ребятами спины не разгибала, выбивалась из сил. А здоровый, как бугай, муж тем временем околачивался в сельсовете, встревал в разговоры о бедняках, середняках и кулаках.
Кулак оказался рядом, в деревне Каменка – Алексей Фёдоров. Он, его старший сын Ефим с женой Устишкой, средний и младший сыновья Яков и Коля – семья сильная, работящая, а земли по силе было мало. Поэтому Алексей нашел занятие для Яшки и Коли. Научились мальцы делать санки, тележки, стали принимать заказы. Потом к тележкам да санкам добавились шкафы, комоды, прялки, кровати, столы.
Вторая изба Федоровых превратилась в мастерскую. А семья большая, в одной избе жить тесно, да и Якову пришла пора жениться. Купили где-то дом-пятистенок, поставили через дорогу. В одну половину дома перенесли столярную мастерскую, а в другой установили маслобойню. И тем самым дали окрестным крестьянам громадное облегчение. Ведь сколько труда требовалось, чтобы приготовить льняное масло! Семя надо было сперва высушить на противне в печи, затем растолочь в ступе, перетереть вручную с добавлением соли и воды, снова на противне поджарить за заслонкой. И лишь после этого, насыпая в мешочек, можно семя зажимать в би́ло , и бить молотом, чтобы потекло масло. А тут – знай крути колесо да размалывай семя в муку; потом зажимай винт и – побежало в чашку душистое масло. И уже никто не стучал деревянным молотом по билу – ждали лишь очереди, чтобы масло – выжать.
Читать дальше