Виталий Игнатенко - Со мной и без меня

Легендарная лошадь с маяка в моем сознании незаметно слилась с книжной лошадью по кличке Росинант. Я тогда взахлеб читал Сервантеса и все больше влюблялся в образ Дон-Кихота. Хотелось быть таким же, как этот испанский дворянин, бесстрашным рыцарем на стороне правды и добра. Хотелось помогать бедным и обездоленным, найти свое имя в каком-нибудь штатном рыцарском расписании.

От ветряных мельниц Сервантеса ближе к современности меня уводили книги Горького. А потом мне подвернулась удача вжиться и в образ великого пролетарского писателя.

Власти города решили на пересечении двух главных улиц поставить памятник буревестнику революции. Скульптор предложил изваять его молодым, во весь немалый рост. Искали натурщика по школам. Я тогда был долговязым, мускулистым подростком. Выбор и пал на меня. Правда, скульптор позаимствовал для статуи только мой торс, но мальчишечья молва разнесла – Талику Игнатенко памятник поставили. Я не знал, куда деваться от насмешливой славы. Даже теперь жена Светлана Алексеевна, когда приезжаем в Сочи и набредаем на вписавшуюся в городской пейзаж каменную фигуру, не без юмора вопрошает: «И за что тебе памятник при жизни поставили?»

Помню жар волнения от творческого (так именовалось!) позирования, а затем необычное ощущение свалившегося на меня богатства: получил за торс гонорар. На все деньги купил маме туфли. Пусть щегольнет в новеньких, когда пойдет, как собиралась, на музыкальную комедию.

Я давно заметил, что каждый город имеет свою мелодию. Подчас ее непросто услышать, она возникает как бы сама собою… Можно прожить полжизни в каком-либо месте, и эта мелодия к тебе не пробьется. А может накрыть тебя сразу и навсегда. Есть города-вальсы, есть города-реквиемы, есть города-танго, города-марши… Наверное, Санкт-Петербург, вы согласитесь, – это целая симфония, и в архитектуре, и в стиле жизни, и в характерах самих питерцев… Или, к примеру, Нью-Йорк: ритм, стремление к облакам, нервная быстрая смена настроений, словом, что-то джазовое, от Каунта Бейси, Дюка Эллингтона … В моем городе навсегда поселилась песенная мелодия широкая, оптимистическая, жизнеутверждающая. Может быть, это шло от легендарного фильма «Веселые ребята», что снимался рядом, в Гагре. «Почти в Сочи», – уточняли мои земляки. Но то, что Дунаевский, Утесов звучали из каждого открытого окна по праздникам, да и по будням, помнят все горожане. Это ведь были только поначалу проказливые патефоны, а со временем – выше уровень! – рижские радиолы.

Притом и мы могли воочию наслаждаться, извините за стиль, искусством своих кумиров. Для этих целей всегда годились вечнозеленые насаждения, а точнее, кипарисы, что росли вокруг Летнего театра городского парка имени Фрунзе. Никто нас не гонял. Так было принято: курортники, родители восседали в зале, молодежь – на деревьях. Красота. Видно. Слышно. И все свои кругом.

И какое же это было наслаждение – концерты джазов Леонида Утесова, Эдди Рознера, Александра Блехмана, Рижского эстрадного оркестра с потрясающим пианистом Раймондом Паулсом… Да, да, с этим самым!

А какие были конферансье – Алексей Алексеев, Олег Милявский, Борис Брунов, Гарри Гриневич… А еще – кому это мешало? С мая по конец октября в Сочи квартировал на гастролях Государственный симфонический оркестр Союза ССР. Каждый божий день в 20 часов он начинал свои концерты. Это было приношение городу потрясающей музыки. К комсомольскому возрасту мы были свидетелями воли и мощи лучших дирижеров, которые меняли друг друга в течение сезона: Хайкин, Мелик-Пашаев, Рождественский, Вероника Дударова, Мравинский, Кондрашин, Зандерлинг, Янсонс, Димитриади…

Господи, до сих пор помню!

А какие солисты!

Я приехал в Москву поступать в университет и не думал, что потом, на первом же курсе, буду поражать преподавателей своими знаниями классической музыки… Все было так естественно для меня. Только потом пришло осознание, что это большая по жизни удача, когда в твоем городе концентрируется столь значительный культурный потенциал.

Потому-то и юность протекла между спортом и музыкой. В 12–15 лет знакомый мне народ ломанулся в музыкальные школы, в Дом пионеров. Меня занесло в классный коллектив, где готовили духовые оркестры, выучили играть на трубе. (Потом я долго изводил соседей обязательными мелодиями: «Краковяк» и «Это чей там смех веселый»… Удивляюсь, как им хватило терпения. Ведь не Майлс Дэвис, не Дизи Гиллеспи, не Армстронг…).