Георгий Гюрджиев - Встречи с замечательными людьми

Отцу Борщ уже было тогда под семьдесят лет. Он был высокого роста, худой, с благообразным лицом, не крепкий здоровьем, но твердый и стойкий духом; он был человеком выдающимся по глубине и широте своих знаний, вел жизнь и имел взгляды совершенно отличные от окружающих, которые поэтому считали его за оригинала.

И действительно, внешняя его жизнь давала повод к такому мнению – хотя бы одно то, что, имея хорошие материальные возможности и получая большое содержание и особые квартирные, он занимал только одну комнату с кухней в домике для сторожей при соборе, тогда как его помощники, несколько других священников, получавшие содержание много меньше его, жили в квартирах из шести – десяти комнат со всякими удобствами.

Он вел очень замкнутую жизнь, мало общаясь с окружающими, не ходя по знакомым, и даже его комната ни для кого не была доступна, кроме, в это время, меня и денщика-солдата, и тот последний не мог входить в нее в его отсутствие.

Аккуратно выполняя свои обязанности, отец Борщ все свободное время отдавал наукам, преимущественно астрономии и химии, и иногда для отдыха занимался музыкой, играя на скрипке или сочиняя музыку для духовных песнопений, из которых некоторые очень прославились в России.

Несколько из тех песнопений, которые он сочинил при мне, много лет спустя мне пришлось слышать даже в граммофонном исполнении, как например: «Кто-Бог-Велий», «Свете-Тихий», «Тебе-Поем» и др.

Отец протоиерей к моему отцу приходил часто, главным образом по вечерам, когда они оба были более свободны от житейских обязанностей.

Свои посещения, чтобы, как он говорил, «не-вводить-других-в-соблазн», он старался делать перед посторонними лицами менее заметными, так как мой отец был только простой плотник, а он занимал в городе очень видное положение и почти все знали его в лицо.

Во время одной из бесед, происходившей в мастерской отца в моем присутствии, отец протоиерей стал говорить обо мне и о моем учении.

Он сказал, что видит во мне очень способного мальчика и считает, что мне оставаться в училище и тянуть восьмилетнюю лямку, чтобы по окончании получить аттестат трехклассного училища, бессмысленно.

И действительно, тогдашняя постановка дела в городских школах была крайне несуразная: училище состояло из восьми отделений с обязательным годичным пребыванием в каждом, а по своим правам приравнивалось к трем классам другого семиклассного, высшего.

Поэтому отец Борщ убедительно советовал отцу взять меня из школы и готовить на дому, причем обещал взять на себя часть уроков. Он говорил, что если в будущем мне будет нужен аттестат, я смогу просто держать экзамен за соответствующее число классов в любом училище.

После семейного совета так и сделали. Я оставил училище, и с этого времени отец Борщ взялся за мое обучение – частью стал сам со мной заниматься, а частью пригласили других учителей.

Учителями моими вначале были находившиеся в это время при соборе кандидаты в священники – Пономаренко и Крестовский, которые, окончив духовную Академию, были причислены к собору в качестве псаломщиков и ожидали назначения на должность военных священников, а также в преподаваемых мне уроках принял участие и врач Соколов.

Пономаренко стал преподавать мне географию и историю, Крестовский – Закон Божий и русский язык, Соколов – анатомию и физиологию, а математике и другим предметам меня учил сам протоиерей.

Я стал заниматься очень усиленно.

Хотя я был очень способным и учение мне легко давалось, но я с трудом успевал приготовлять свои многочисленные уроки и не имел почти ни одной свободной минуты.

Особенно много времени отнимало хождение с места на место, с квартиры на квартиру к моим учителям, которые жили в разных местах; в особенности далеко было ходить к Соколову, который жил при военном госпитале, находившемся на форте Чахмах, отстоявшем от города в четырех-пяти верстах.

Меня вначале в семье прочили в священники, но у отца Борщ были совершенно особые понятия о том, чем и кем должен быть настоящий священник.

По его понятиям, священник должен был не только заботиться о душе членов своей паствы, но и знать все относящееся к их телесным болезням и уметь врачевать их.

В его представлении обязанность священника сочеталась с тем, что обычно входит в область деятельности врача. Он говорил, что как врач, не имеющий доступа к душе пациента, не может приносить действительной помощи, так нельзя быть и хорошим священником, не будучи в то же время врачом, потому что дух и тело связаны между собою, и нельзя лечить одного, когда причина лежит часто в другом.