Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

В камере появился новичок. При разговоре выяснилось, что у нас с ним на свободе общие знакомые. Там такие ситуации как-то сближают – срабатывает фактор землячества. Женя Питерский, вор. Везли его из Севастополя, там была в то время запретная зона, где он и сгорел. И пока везли его до Ленинграда, судили чуть ли не в каждом городе. Мы зачитывались, как романами, его приговорами. Его амплуа – магазины промтоваров. Можно было у него кое-чему научиться. И вот он решил пооткровенничать со мной о своих чувствах. Интересную мысль он мне поведал: парни до 25 лет не жалеют проходящие годы. В это время года тянутся долго, они думают, что жизнь бесконечна. А достигнув двадцатипятилетнего предела, почувствуешь вершину жизни, и года покатятся, как под уклон. Это он мне говорил, когда мне было восемнадцать. В двадцать шесть я вспомнил его и убедился, что он прав, но я добавлю: года катятся не только быстро, но и с ускорением.

Так вот что с ним случилось: он встретил свою любовь. Не поверил бы, если бы кто ему предсказал, что встретит ее, оказавшись на скамье подсудимых.

Выяснилось, что это моя Галя, секретарь суда Калининского района. Когда я ему сказал, что случилось так же со мной, то же самое, только все наоборот – она влюбилась в меня, он не поверил. Когда понял, что я говорю правду, разговоры у нас стали бесконечные, а тема одна – Галя. Он выудил из меня всю подноготную о ней. А узнав, что я отказываюсь от ее любви, стал просить ее адрес. Решили: если судьба сведет нас в один лагерь и появится возможность писать письма, я пишу домой и знакомлю ее с ним.

Женька был парень простой, статусом своим не козырял и не злоупотреблял. Но авторитет его чувствовался отношением соседних камер к нашей после его появления. Обычно эта категория заключенных – я имею в виду воров – пацанов стараются как-то приблизить к себе, особенно смазливых. Если он не приспособится к воровским идеям, то используют в любовных утехах. Женька прочитал мне целую лекцию. Не хочешь проблем, заруби себе на носу: зоны – по мастям, ты можешь выбирать любую. Но где бы ты ни был, выработай себе правило: никогда, нигде, ни с кем, ни на что не садись играть в карты. Ты будешь неуязвим, тебя не на чем будет поймать. Не лезь в блатные – это болото затянет на всю жизнь. Учись работать, даже пахать. Будет тяжело, ты хиленький, но если упрешься, получится. Это – твоя независимость. Ведь вижу, надеяться тебе не на кого. Ты веселый, шустрый и не жадный парень, таким и старайся быть при любых обстоятельствах. Не задумывайся ни о чем, у тебя до двадцатипятилетнего возраста, когда года покатятся с горы, есть семь лет. Используй быстро бегущие года, а там привыкнешь. Останься как есть, ни одной наколки. Если, не дай бог, освободишься, увидишь, как я был прав.

Да, Женя, ты был прав. Я благодарен судьбе, что встретил тебя на жизненном пути.

Пока происходили все эти события, заканчивался 1955 год. В Омске началось строительство нефтеперегонного завода. Вот и насобирали нас целый эшелон. В ожидании отправления на стройку, в четырехместной камере нас было набито до полутора десятка человек. Тяжко было, не хватало воздуха. Не хочется мне писать о грустном. Расскажу об интересном эпизоде. Все ребята молодые, как было принято говорить. «Все по указу, по первому разу, по 15–20 лет сразу». Все питерские, кроме одного, один из Пскова, по-народному «Скобарь». Он был постарше нас, с рябым лицом, и о себе говорил, что он красивый «просто не выкати кати». Так и прилипло к нему это прозвище, и я его так и помню, без имени и фамилии. И, между прочим, сообщил, что он в законе. Никто ему не поверил, блатных в камере не было, а спорить с ним себе дороже.

Я в их глазах с двумя судимостями, побывавший в лагере, на пересылках, о котором интересовались из других камер, как у меня дела и настроение. Представлял знаменитую фигуру и пользовался их уважением. Завязался у нас такой общий разговор о том, что нас ждет в будущем. Чтобы придать разговору больше юмора, я сказал, что мне можно не говорить, что я из Питера. Я жил в Рязани, Моршанске, даже в Киргизии. Потому что когда приходит этап, то в лагерях говорят: если из Москвы минетчики, из Питера педерасты. Посмеялись, не придали этому значение и забыли.

Но продолжение этого эпизода было еще смешнее. Этап был действительно большой. Целый эшелон. Это было новое для меня, в «Пульманах» я еще не ездил. Вагон товарный, как известно, не утепляется. А на носу новый год 1956. От дверей вправо и влево поставили буржуйки, за ними до стены сплошные двух этажные нары. Обеспечили нас углем, и в путь. Между собой организовали постоянное дежурство, на каждую буржуйку по два кочегара. В напарники мне попал «не выкати кати». Новый год мы встретили на горке Свердловск – Сортировочный. Я еще не знал, что в районе сортировок живет мой отец. Что где-то тут бегает голоногая девчонка тринадцати лет, будущая моя жена.