Было нас тогда четверо или пятеро ребят, и каждый на паре лошадей таскал прицепленную за постромки борону, и таким вот образом боронили мы до сенокоса вспаханные по весне поля. В первые дни с непривычки нас особенно допекали кровавые стёртости ягодиц, в промежности, да так, что ходили мы в раскоряку, чтобы ягодицы не терлись друг о дружку. Поскольку верхом на лошади сидеть было невмоготу, то ходили по полю пешком и за узду водили за собой лошадей. А когда уставали, снова взбирались на костлявый хребет коня и приноравливались сидеть скособочась, то на левой, то на правой ляжке, и, в конце концов, наши ягодицы дубели, прирабатывались к верховой езде и уже не сбивались до крови.
Помню тот предзакатный июньский вечер, после первого дня моей работы, когда возвращались домой все чумазые, пропылённые и прокалённые до черноты июньским зноем. Уставшие за день лошади в предчувствии ночного вольного отдыха резво трусили по проселочной дороге, и густая зелень листвы золотилась в лучах заходящего солнца, а от темнеющего леса тянуло вечерней прохладой. Мне было грустно и тяжело возвращаться домой, где непрошено навсегда поселилось горе, и я подавленно молчал, но неожиданно в этой благодатной тишине Толька Рябов взорвался короткой частушкой, и от певческой натуги его чумазое лицо налилось пунцовой краснотой:
А из нагана выстрел дали, по реке пошёл туман,
Что ты голову повесил, наш весёлый атаман…
Он проорал во всю охриплую глотку, и тут же Мишка Сорокин подхватил с таким же надрывом, от чего белки его глаз так вытаращились на чумазом лице, что он стал похожим на негра:
А говорят – кусты горят, горят на море лодочки,
Говорят, что я не стою Милкиной походочки…
Потом каждый подхватывался со своей частушкой, горланили хором, а наоравшись всяких, и матершинных тоже, подъезжая к деревне, смолкли. Каждый у своего дома снял сбрую с лошадей, и они вскачь унеслись на приозёрные луга, и их тяжёлый топот гулко раздавался по деревенской улице. Мама в то лето из школы уволилась и перешла работать в тракторную бригаду заправщицей и учётчицей, где больше начисляли трудодней, и по ним выдавали зерна наравне с трактористами.
Золотистым августовским утром дед Арсентий привёз на телеге со станции Макушино сына Васю, моего дядю, тяжело раненного в Венгрии, у озера Балатон. Мне он тогда показался таким высоким, огромным на своих костылях, будто занял собой всю нашу маленькую горницу, которая теперь казалась низкой и тесной.
Странно, кончилась война, кончилось и моё детство, оборванное войной, и этот печальный запев потом долго сказывался на моей жизни, содрав все её радужные краски, без чего жизнь стала не жизнь, а мука. А мы с мамой, придавленные свалившимся на нас непоправимым горем, все лето от зари до зари работали в поле, и надеяться нам больше было не на кого, только на себя.
Сейчас мне довольно трудно вспоминать в хронологическом порядке по годам все события моего военного детства, кроме тех, что были описаны выше, – проводы отца на войну и все, что случилось в победном сорок пятом году. Всё остальное неразличимо слилось в единую цепь событий, которые помнятся только по временам года, а их четыре. Иногда в озарениях памяти мелькают обрывки тех или иных событий, но в каком году это было, сейчас уже не могу сказать. Поздновато я взялся за свои воспоминания, когда память моя неприметно ослабела, затуманилась. А ведь я долго помнил буквально все подробности своего военного и послевоенного детства, и казалось, так и буду помнить всю жизнь, стоит только взяться за воспоминания о своём прошлом. Но память, моя память! Как же она предательски меня подвела в самый неподходящий момент.
…Это была первая военная зима в наших сибирских краях. Настолько лютая, что сороки на лету замерзали. Из района в наш колхоз поступила разнарядка на изготовление деревянных макетов винтовок с металлическими штыками. Поскольку дед был единственным плотником в колхозе, ему и поручили изготовить эти винтовки к определённой дате и в заданном количестве. И вот русская печь в нашем доме пышет жаром вместе со свежим и холодным запахом берёзы. Дед целыми днями изготавливает макеты винтовок, которыми наши славные воины будут обучаться бить ненавистного врага до отправки на фронт. Дед пилит, строгает рубанком, обрабатывает их рашпилем, шкуркой, и количество винтовок, отливающих белизной, заметно растёт.
Читать дальше