Ольга Алленова - Орест Кипренский

Портрет Александра Александровича Челищева. 1808 - начало 1809

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Юпитер и Меркурий, посещающие в виде странников Филемона и Бавкиду. 1802

Государственный художественный музей Латвии, Рига

Шедевром в ряду ранних портретов 1808-1809 годов является Портрет Александра Челищева. В августе 1812 года четырнадцатилетний Челищев был выпущен в чине прапорщика из Пажеского корпуса в действующую армию и принял боевое крещение в знаменитом и жестоком сражении под Малоярославцем, когда город восемь раз переходил из рук в руки.

Так же, как в портрете Швальбе, здесь использована деревянная доска без грунта. Но еще смелее контраст света и тени: ярко выделено светом лицо, а в глубокой тени почти не прочитывается контур головы и плеч. На обыгрывании контрастов строится все изображение - белый, красный и синий образуют звучный аккорд, темные глаза на ярком лице, и, наконец, самый главный контраст - любовно переданные черты совершенно детского лица и «взрослого», умного и серьезного выражения. Само лицо спокойно, но живопись в буквальном смысле живописует ситуацию внезапного озарения. Тему портрета можно было бы определить как пробуждение в человеческом существе самосознающей личности. Собственно, внутренний мир - это универсальная для Кипренского тема, но в детском портрете она приобретает статус центральной творческой проблемы - ведь открытие внутреннего мира есть основное событие детства на пороге встречи с юностью. Мы отчетливо ощущаем, что человек в портрете находится наедине со своими мыслями и чувствами, то есть здесь изображено мгновение, которое относится к минутам потаенным, принципиально не имеющим зрителя, это предельное воплощение интимности в портретном искусстве. Отношение модель - зритель у Кипренского таково, что оно устанавливает атмосферу доверия и дружеского участия. Это и было главным художественным открытием Кипренского. Это была его человеческая и художественная норма. Степенью близости или удаленности от этой нормы измерялось впоследствии как собственное самочувствие художника перед моделями, так и самочувствие моделей, предстоящих взору художника.

Исследователями обращалось внимание на обстоятельство если не странное, то по крайней мере неординарное для выпускника и стипендиата исторического класса. А именно: «К исторической картине за все время пенсионерства он так и не приступил. Кипренский как будто не хочет продвижения по академической лестнице, не ищет званий и отличий. Его не прельщает академическая карьера и связанные с нею обязанности... Кипренский не может жить в оковах должности. Он намеренно или инстинктивно избегает всего, что грозит ему несвободой». Получив высшую награду по своей, так сказать, прямой художественной специализации - исторической живописи, он как будто исчерпал свой интерес к этой области. Получается, что итог его пенсионерских годов - это портрет Челищева, шедевр, за который можно только благодарить Академию.

Портрет графини Екатерины Петровны Ростопчиной. 1809.

Государственная Третьяковская галерея, Москва

Определением Совета Академии от 27 февраля 1809 года Кипренский командировался в Москву. Единственными документальными свидетельствами о его пребывании там являются упоминания о нем в письмах графа Ф.В. Ростопчина. Федор Васильевич Ростопчин (1763-1826) начал свою карьеру при Екатерине, при восшествии на престол Павла I стал одним из влиятельнейших вельмож. Но за месяц до гибели Павла последовала отставка, и Ростопчин поселился в Москве как частное лицо. Совсем еще не старый человек, он вошел в круг тех отставных екатерининских вельмож, которые всем своим существованием воплощали дух своеобразной оппозиционности и независимости. Именно они придавали Москве начала XIX века своеобразную физиономию вельможнобарственного, сибаритского «фрондерства» в сочетании с чудаковатостью. В 1810 году Александр I пожаловал Ростопчина званием обер-камергера своего двора, но тот продолжал жить в Москве. В 1812 году Ростопчин был назначен главнокомандующим Москвы и на этом посту вошел в анналы истории.