Антонина Каримова - Жила-была девочка

– Ну да уж и петух, такого бы и не жалко, прости Господи. Больно драчливый, никому проходу не дает. Всех ребятишек застращал. Нельзя спокойно по улице пройти, чтобы не напал на какого-нибудь робенка, – сетует тетя Рая, нисколько не соболезнуя пострадавшему петуху.

– А потому что инкубаторский. Свои-то петухи намного спокойнее, у нас таких драчливых отродясь курицы не высиживали.

– Поди, после испытания сменит характер, присмиреет…

– Да уж натерпелся страху, кур не перестал бы топтать, – озаботилась мама…

Как-то услышала у мамы песню о Машеньке, кстати, никогда не исполнявшуюся ни по радио, ни по телевидению. Подозреваю, что она народная и сохранилась только изустно.

Вот ее слова:

Теперь ее поет моя дочка. Передала по наследству от мамы песню.

Школа. Первое сентября. Хожу между старшеклассниками, как в лесу меж деревьев, боясь потеряться. Первая учительница Галина Калиновна, грустная, с гладко зачесанными темными волосами, в длинном бордовом платье. Я не помню ее улыбающейся. Хотелось слушаться ее и сидеть тихо-тихо.

Во втором классе – Дина Яковлевна, полненькая, с завитыми каштановыми кудряшками, веселая, как девчонка. С ней хотелось играть и быть рядом. Учителя меняются каждый год. Никто не остается надолго. Деревенская глушь. Дина Яковлевна квартирует в избе моей подруги Капы. Я ей завидую: улучаю момент и под любым предлогом забегаю к ним в гости.

Запомнилась Нина Вениаминовна, синеглазая, белокурая, веселая, любившая с нами по вечерам гулять, рассказывать легенды про созвездия, планеты, устраивать походы на загадочное Векшенское озеро с необыкновенно прозрачной, зеленовато-песчаного цвета водой, с карасями, с плескающимися в нем по ночам выдрами. Абсолютно круглое, с километр в диаметре, этакий чудо-глаз, обрамленный елями, пихтами, – оно необычайно глубокое, расположено за двенадцать километров в тайге, родникового происхождения, с сильным круговым течением в центре, оказавшись без весел на середине которого – не выплывешь. Проверено.

Новый год. Отец идет за речку к Пихтовскому ручью и приносит пихту. Ветки пушистые, с мягкими иголочками. Наряжать – одно удовольствие. В избе чисто. По обыкновению, после бани мама сидит у теплой стенки русской печи, а я расчесываю ее густые, спускающиеся до пола волосы и, любуясь и завидуя, заплетаю, не дав высохнуть, в две длинные косы. Раз в неделю позволяется мне это удовольствие.

Потом с соседками-подружками несемся в клуб.

В длинном узком коридоре с нетерпением ждем, когда распахнутся двери и перед нами предстанет огромная нарядная елка, а перед ней, сняв пальтишки, предстанем мы в самодельных костюмах. Я – Снежинка – в платье из марли, на голове – корона из картона с пришитыми стеклянными бусами и наклеенными на вату битыми елочными игрушками. Танцуем и поем вокруг елки, бегаем в догонялки, затем выступаем на сцене. Несоответственно наряду почему-то рассказываю запомнившуюся басню о вороне и лисице. А потом, счастливые, несем домой призы, бумажные кулечки-подарки с неизменными, любимыми мандаринами.

Сцена клуба. Летом пробираемся на взрослые сеансы, садимся на пол, вытянув ноги в уголке сцены, и смотрим фильмы. Кассир и уборщица в одном лице, кареглазая тетя Катя очень добра и всегда пускает нас в кино бесплатно. Фильмы чаще всего индийские. Дома, забравшись с головой под одеяло, долго реву от сострадания к героям. Сколько же детских слез снискали душещипательные картины.

В День Победы жалостливо пою на сцене песню «Враги сожгли родную хату». Сидящие в зале женщины плачут.

Расту, как мальчишка, смелой, отважной. Мечтаю стать шофером или летчицей. Нравится запах бензина, люблю сигать с крыши дома или с берега реки в сугробы, ползать по деревьям, скатываться на лыжах с крутых берегов.

После ссоры с сестрой, загнавшей меня на чердак, а потом на крышу, прыгаю оттуда в плотный весенний снег и застреваю в нем. Выбираюсь уже босая. Новые резиновые сапоги, напяленные преждевременно и завязнувшие в снегу, как козьи ножки, откопать не удалось. Когда спустя месяца два они оттаяли – их не узнать: ни блеска, ни белой байковой подкладки. Помнится, очень жалела их.