Фабиан Гарин - Командующий фронтом

— Сегодня срубил мертвое дерево, а завтра живое. Я, что ли, не знаю мужика? Не доглядишь — стащит.

— Постыдились бы, барин, такие речи говорить. Сами вы молдаванин и знаете, что молдаванин чужого не возьмет. Дети наши с голоду пухнут. За прошлую зиму на погосте новых пятнадцать крестов выросло — одних первогодков десятеро умерло. А ваши барчуки растут, на голодуху не жалуются.

— Ступай вон! — злобно крикнул Георгий Иванович.

Сережа медленно брел и размышлял. Для него было ясно одно: будь это Ион Костакэ или Богдан Раду — они его отца не любят, недовольны им, но разгадать причину мальчику было не под силу.

Крестьянские ребята не сторонились Сережи, а он был им всегда рад. Случай помог Сереже заслужить признание у ребят. В знойный день загорелась изба вдовы Иляны Лупу. Огонь быстро охватил камышовую крышу. Тушить пожар прибежали соседи. В избе находились две девочки. Вбежать в избу через дверь невозможно — огонь яростно бился в сенях. Никто не хотел рисковать жизнью.

— Сгорят дети, — услышал Сережа вздохи в толпе и тут же подумал: «Жалеют, а спасать боятся». В его детских руках неожиданно родилась сила. Подбежав к изгороди, он выхватил кол и бросился к дому, под крышей которого уже трепыхали языки пламени. Ударив колом по оконцу, Сережа легко высадил раму, изъеденную короедом, и влез в избу.

Его ждали с напряженным любопытством и нетерпением, но он долго не появлялся. Наконец в окне показалась голова Сережи. Задыхаясь от дыма, он крикнул, протягивая руки, в которых бережно держал девочку:

— Возьмите!

Потом он вынес другую девочку, отдал ее взволнованной матери, прибежавшей к дому, и с трудом выбрался из огня. Прыгая через окно, Сережа повредил ногу, но, не показав виду, пошел домой.

— Это чей? — спросила Иляна, глядя с невыразимой благодарностью ему вслед.

— Лазо.

— Ишь какой! Видно, не в отца пошел.

Второй год жил в доме Лазо Федор Иванович Кодряну, скромный петербургский студент, один из тех, кому за отсутствием средств приходилось часто прерывать занятия и наниматься в репетиторы, чтобы скопить немного денег на жизнь.

Кодряну был родом из Бессарабии и на предложение одного из петербургских адвокатов, находившегося с Георгием Ивановичем в переписке, дал согласие поехать в Лазою на год. Он прибыл в Кишинев, когда акации стояли в белой кипени, и на лошадях добрался до Сынжереи, а оттуда на хутор. Его любезно встретили, отвели отдельную комнатку в одно окно, выходившее в сад, и поручили заниматься с Сережей по программе гимназии.

Студент ничем не привлекал к себе внимания, но говорить с ним доставляло большое удовольствие. Голос у него был грудной, спокойный, сам никогда не прерывал собеседника, свое мнение высказывал убедительно. Не прошло и недели, как Кодряну завоевал симпатии Елены Степановны, всех дворовых слуг и даже самого Георгия Ивановича. Лишь доктор почему-то сторонился студента и в один из своих приездов в Лазою обратился к Георгию Ивановичу:

— Почему вы не определите Сережу в кишиневскую гимназию? Это ведь не церковноприходская школа или реальное училище. В гимназии дворянские дети занимаются.

— Ничего, кроме дурных навыков, он там не получит, — решительно возразил Георгий Иванович, — меня вот испортили в гимназии, научили всяким гадостям. Пусть дома учится…

Сереже понравился Кодряну с первой встречи. Мальчик тщательно готовил уроки, почтительно разговаривал с учителем. Однажды он попросил его пройтись к оврагам и посмотреть в расщелинах красную, как кровь, глину. По дороге Сережа расспрашивал, как выглядят Кишинев и Петербург, много ли звезд на небе, куда девается вода после обильных дождей, и наконец, пытливо посмотрев на студента, спросил:

— Вы умеете хранить секреты?

Федор Иванович улыбнулся и ответил:

— Умею!

Тогда Сережа рассказал о Ионе Костакэ и Богдане Раду.

Федор Иванович ответил не сразу. Он видел перед собой не обычного мальчика и понимал, что если ему привить любовь к наукам и серьезно им заняться, то он еще в раннем возрасте поймет не только явления природы, но и характер общественного строя, делившего людей на избранных и униженных, на богатых и бедных. Подбирая понятные для мальчика слова, учитель постепенно привлекал его к себе. Так между ними установились сердечные отношения.

— В гимназию тебе все же придется поступить, — убеждал его Федор Иванович, — но знания, которые ты в ней приобретешь, сумей потом применить по-своему. Ты встретишь там много богатых дворянских детей, а они не любят таких, как ты, — дворянскую голытьбу. Настоящий человек думает не о себе, а о всех людях. Не разменивай свою совесть и храни честь смолоду. Читай книги, умей находить в них зерно истины!