Провожала меня утром рано к поезду крёстная Свистунова, мама не могла, лежала с тяжёлой головной болью после всех волнений. В Пензе нас продержали несколько дней, в один из которых навестила меня мама и обещала приехать проводить. Не приехала, и никто не приехал, я была единственной, кого никто не провожал на фронт. Надо ли писать, что мне было не по себе?.. Писать просили? Не дождётесь! С тем и уехала. Это потом я узнала, что в семье произошло ЧП со старшей сестрой, и родители срочно решали эту проблему.
Угроза моя в отношении родителей продержалась до первого боевого крещения. Перед лицом смертельной опасности она мне показалась такой мелкой и незначительной, и я обещала, что сразу напишу домой, если, конечно, останусь жива. Написала сразу же.
Погрузились в эшелон, отправляемся на фронт. Хоть и не сумели мои родители приехать проводить меня, как обещали, продуктами снабдили заранее: насушили сухарей, напекли булочек. Выдали нам и сухой паёк – сухари на несколько дней. Зачем они мне, подумала я, у меня есть свои, белые. Да, пожалуйста, берите, сколько хотите. Они, мои новые попутчицы, и брали, сколько хотели, так что через несколько дней у меня ничего не осталось – ни своих, ни казённых. По времени мы давно должны были добраться до места назначения, а мы всё ещё в пути, и конца этому пути не видать. В дороге нас покормили всего один раз – в Тамбове. У кого-то ещё что-то из припасов осталось, и они потихоньку в уголке жевали, у меня же – совсем ничегошеньки. И я не помню, чтобы кто-то со мной чем-нибудь поделился. Впрочем, и делиться-то было нечем – всё, что взяли из дома, и паёк, и сухари, всё съели. Так и ехали голодные до Казачьей Лопании – станции недалеко от Харькова, запомнилась она мне на всю оставшуюся жизнь.
Поезд остановился, и мы увидели женщин, направляющихся к нашему вагону. В руках у каждой был хлеб. Мы зачарованно глядели на него: маленькие буханочки хлеба. Наконец сообразили, зачем женщины идут к нам. Девочки быстро начали рыться в своих мешках, вытаскивая оттуда свои «лишние» вещи, чтобы обменять их на хлеб. А я всё смотрела на одну буханочку – совсем маленькая, скорее булочка, но такая белая, пышная, румяная, что у меня даже дух от волнения перехватило. Достала и я своё новое красивое платье, которое зачем-то положила в мешок, и выменяла его на эту буханочку. От счастья у меня слёзы на глаза навернулись. Прижимаю её к себе, но не трогаю, потому как женщина не уходит от вагона, а всё со всех сторон разглядывает моё платье. Вроде бы, она довольна своим обменом, но я смотрю на неё ещё со страхом: вдруг раздумает и заберёт мой хлеб обратно. Вот тогда я точно бы не пережила такого обмана. Наконец она ушла, а я вздохнула полной грудью и стала причащаться.
В Харькове нас должны были встретить представители 14-ой железнодорожной бригады, но пока никого нет, и мы остаёмся в вагоне всё такие же голодные. Той булочкой только аппетит раздразнила, да и когда это было?..
Через раскрытую дверь вагона недалеко от станции увидели базар, «толкучку»: мозг наш заработал напряжённо, хотя хорошо понимаем, что лишних вещей ни у кого из нас не осталось. Что же делать?.. И тут одна из нас – энергичная, решительная – первая ответила на этот вечный вопрос. Она велела нам всем вытряхнуть содержимое вещмешков на нары, и сама начала рыться в наших вещах и отбирать всё, что могло представлять хоть какую-то ценность. У меня, например, забрала две новые сорочки, а мне взамен бросила одну, чужую и ветхую; забрала мою новую блузку, а взамен уже ничего не дала – велела сказать спасибо, что оставила мне мой вельветовый жакет. Так я его надевала потом прямо на старенькую сорочку, а когда, наконец, получили обмундирование, расплатилась им с хозяйкой за ужин.
В общем, набрали тряпок со всех понемногу, отнесли на базар, продали и на вырученные деньги купили хлеба. Разделили на всех и заморили червячка. Стало чуть веселее ждать встречи со своей судьбой. Наконец-то дождались. За нами приехали на машинах, но прежде чем погрузить, нас накормили обедом. В кои-то веки мы, кажется, досыта наелись и, счастливые, отправились навстречу своим невесёлым приключениям.
Знаете ли вы украинскую ночь?
Прибыли в часть. Находимся на карантине в заброшенной на краю городка хате. «Тиха украинская ночь», – писал классик, а от себя добавлю: и тепла, даже в конце октября. Недалеко от нас озеро, это как раз то, что нам нужно. Решили использовать возможность и помыться. Нас ещё не обмундировали, хотя должны были сделать это до того, как гнать на фронт. И вот мы сейчас в своём истрёпанном, грязном за время долгого следования тряпье. Сухой паёк выдали на две недели, а добирались больше месяца. Поэтому вещички, что получше, мы обменяли на хлеб, оставив себе всё самое старое, ветхое и…в одном экземпляре, так что постирушку можно было организовать именно ночью, когда нас, раздетых, никто не увидит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу