Ф. Яворский - Петр III, его дурачества, любовные похождения и кончина

И она к будущей роли стала серьезно готовиться, но не так-то легко ей было справляться со своей задачей: хитрая и подозрительная Елизавета рано «пронюхала» её планы и стала за нею неустанно следить, боясь того, как бы честолюбивая цербстка не спихнула её саму с трона, как однажды Елизавета, несмотря на всю свою неправоту, свергла с престола Ивана Антоновича и с ним всю его брауншвейгскую клику.

Окруженная полицейскими доносчиками и фискалами, Екатерина должна была отложить на некоторое время свои намерения, и она углубилась в чтение французских энциклопедистов, почерпая из них те поверхностные знания, о которых с таким преувеличением повествуют нам придворные историографы и подкупленные ею драгоценными подарками и пр. Вольтер, Дидро и др.

Но молодая и горячая натура Екатерины недолго могла находить утешение в книгах, и так как любезный супруг её по-прежнему ее совершенно игнорировал и о супружеских обязанностях вовсе не подумывал, Екатерина отыскала себе скоро более реальное средство для провождения времени. Еще будучи невестой, она успела насмотреть красивого молодого пажа своего жениха, Андрея Чернышева, который, как мы видим, вскоре после свадьбы стоял уже в самых интимных отношениях с новобрачною. Но шпионы царицы заметили эту связь и донесли о ней куда следует. Чернышева перевели в один из дальних провинциальных полков, Екатерина же получила как бы в надзирательницы madame Щоглокову, кузину Елизаветы, славившуюся супружеской верностью, 24-х летнюю красивую женщину, нарожавшую за восемь лет замужества шесть человек детей. Эта, всевозможными добродетелями прославленная камер-дама, должна была наставлять молодую Екатерину и служить ей примером даже — верите, читатель? — в деторождении!

Вот уже исходил девятый месяц замужества нашей вольтерианки, а о видах на произведение на свет наследника по-прежнему нет-как-нет ни малейших признаков, ни малейшей надежды, и вот и с этой стороны m-me Щоглокова имела миссию «повлиять» должным образом на цесаревну и научить ее «уму разуму».

А чтобы читатель-скептик не усомнился в правоте такой хитрой командировки, выроем из сенатского архива надлежащий документ и сообщим его вкратце: «Великая княгиня, которую мы призвали быть достойной супругой нашего возлюбленного племянника великого князя наследника цесаревича Петра Федоровича осчастливлена этою нашею царскою щедротою только в видах того, что её высочество сумеет повлиять своим умом и высокими душевными качествами на его императорское высочество и привяжет тем к себе сердце августейшего супруга своего, дорогому нам отечеству подарит православного наследника, нашему же императорскому дому достойного преемника. Но так как сие возможно лишь в том случае, если брак их высочеств покоится на основах взаимной искренней любви и супружеского согласия, и для этого её высочеству необходимо проявлять полное подчинение характеру её супруга, то и надеемся мы, что великая княгиня сознает, что от этого зависит её же счастье и благополучие и, следуя этому сознанию, проявит всевозможные любезности и старания для достижения этой высокой цели. Вам же (т. е. г-же Щоглоковой) повелеваем мы изложить это наше желание её императорскому высочеству и при каждом удобном случае повторять его, наставляя великую княгиню в любезности, любви, уважении и теплоте к супругу, стараясь тем смягчить его характер и привязать его сердце к княгине. Холод и обиды должны быть избегаемы, и да будет каждый супруг любим и счастлив, и да исполнятся таким образом наши материнские намерения и желания всех наших верноподданных», и т. д. (см. Бильбасов. История Екатерины II, т. I, стр. 265).

Но несмотря и на этот указ, отношения молодых супругов отнюдь не стали иными, и сколько «опытная» Щоглокова не старалась в исполнение воли Елизаветы, Петр по-прежнему избегал встречи с Екатериной tête-à-tête, и Россия по-прежнему оставалась без желанного князя. А что Екатерина была вовсе не против принятия супружеских нежностей в том смысле, как того желала царица, видно из её мемуаров, где она говорит: «s’il avair voulu être aimé, la chose n’aurait pas été difficile pour moi…», а также и из некоторых писем, где она положительно печалится о том, что живет в бездетном браке. Она была даже крайне склонна к этим нежностям, и что она вместе с тем проявила в этом отношении и немалые способности, — известно ныне всему миру.

Поведение Петра становилось с каждым днем безобразнее, если и супруга его не могла хвастаться строгим целомудрием, то она по крайней мере из чувства приличия к мужу своему скрывала свои прорехи от его глаз, тогда как Петр прямо-таки бравировал своими романическими шалостями. Он возгорел однажды особенной страстью к княгине Курляндской, Екатерина об этом романе знала, но старалась скрыть от Петра чувство оскорбленности или обиды и ни одним словом даже не упомянула об этом.