Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Вздохнув, я постарался объяснить ему, в чём дело.

Мгновенно потеряв всякий интерес к закодированному сообщению, гэбэшник махнул рукой и оставил нас с бутылочкой в покое. На этом обыск закончился.

Примечательно, что у истории моих взаимоотношений с Соловьёвым не было никакого драматургического завершения. Всё как-то само сошло на нет, выдохлось – ещё до намеченной мною даты. Может быть, моя решимость, созревая, проявилась в чём-то незаметном, но ощутимом? Хотелось бы так думать. Или просто надоело Соловьёву ко мне приставать?

Пожалуй, я не раскаиваюсь, что вёл себя так недостойно. Да, терпел глупые унижения. Но неужели лучше было бы расквасить нос обидчику? Или настучать на него? Вряд ли.

Нет у меня сейчас и никакого желания в чём-то обвинить этого паренька – ну, хулиганистого, слегка ощутившего вкус доминирования над другими, прелесть некоего самодурства. Хотя, возможно, отсутствие моего отпора было для него развращающим фактором? Тогда уже мне надо просить за это прощения. Но у кого? У него? У судьбы?..

Довольно миролюбивый достался мне характер. Не отцовские это гены, материнские. Ни с кем особенно я не ссорился и врагов не припомню. Даже Саша Соловьёв был для меня не врагом, а просто некоторым досаждающим обстоятельством, из которого надо выпутаться. Но рядом с этой мягкостью уживался и какой-то отцовский взрывчатый ген.

Однажды я, когда учился в седьмом-восьмом классе, остался на перемене в классе, за партой (первая у окна, прямо зрительно встаёт воспоминание), что-то листал, чем-то занимался. И один из одноклассников (неразличимый памятью, но тогда ведь вполне конкретный, живой, не фантом какой-нибудь) стал меня о чём-то спрашивать, отрывать от размышлений, надоедать. На парте у меня лежал футляр от очков, куда я изредка их прятал. Металлический футляр, увесистый. Схватил я его и изо всей силы бросил в надоеду, с размаха. Очечник просвистел на миллиметр от его виска и с грохотом ударился в классную доску. Какое счастье, что я промахнулся! Ещё чуть-чуть – и страшно представить, что могло бы случиться.

Вот и думай после этого, мягок ты был или резок…

Любопытная игра у нас была в школе, психологически любопытная. Называлась она «Сыщик, ищи вора» 88 88 Эта игра была, видимо, предшественницей современной игры «Мафия». . Несколько человек собирались в кружок, и каждый наугад вытаскивал одну из бумажек, свёрнутых трубочкой. На бумажках были обозначены роли в игре: сыщик, вор, свидетель, судья, палач. Никто другим свою роль не выдавал, кроме сыщика. Когда выяснялось, кто сыщик, остальные начинали приплясывать вокруг него, скандируя:

– Сыщик, ищи вора! Сыщик, ищи вора!..

Сыщик должен был с помощью каких-то признаков или вопросов (не помню всех деталей игры) угадать, кто вор. Если ему это не удавалось, жребии раздавали снова. Если же вор был разоблачён, его «судили». То есть судья приговаривал проигравшего к стольким-то щелчкам, к стольким-то щипкам и тому подобным экзекуциям, которые приводил в исполнение палач.

Думаю, что главным зачинщиком этой глуповатой игры с привкусом садизма был Саша Соловьёв. Меня, надеюсь, он вовлекал в неё принудительно. Не помню, как было на самом деле. А если и Соловьёв тут не при чём, если я участвовал в ней по доброй воле?..

Иногда кажется, что во мне таился довольно тяжёлый невротик, изредка вырываясь наружу. Не в каждом ли подростке он прячется? Кроме тех случаев, когда не прячется.

К букве «Б» я привык ещё в тридцать пятой школе, здесь эта буква у меня сохранилась. Хотя теперь я был уже подростком и учился здесь тоже четыре года, но не так много кого помню из одноклассников, немногим больше, чем в начальной школе. Наверное, интереса к людям ещё не хватало.

Лучше всего помню двух своих приятелей, двух Володь.

Володя Пушкин был крупный розовощёкий парень, заливающийся румянцем при малейшем смущении или волнении. Громкоголосый, немного увалень, простодушный и открытый. Мы с ним оба собирали марки (на мальчишеско-дилетантском уровне). Однажды он потерял всю или почти всю свою марочную коллекцию. Я это воспринял как ужасную трагедию и набрал ему в подарок целый кляссер марок, чтобы он мог начать коллекционировать снова. Не такая уж жертва с моей стороны (марки в кляссер я брал не из самых лучших, в основном из дублей), но именно сам порыв остался у меня в памяти.