Позже, когда из представлений о педагогике раннего возраста у меня стала складываться книга, я назвал её «Педагогика первого года». «Первый год» фигурировал в двух смыслах: как начальный период жизни ребёнка и как время приобретения первого родительского опыта. Такой первый год моей отцовской практики пришёлся на последний год учёбы в МГУ.
Мог ли я представить, что эта самая Анечка, обзаведясь двумя собственными дочками, примет активное участие в создании нового варианта посвящённой ей книги?..
Первый год жизни первого ребёнка – время неповторимое. Именно тогда определяешься: активную или пассивную роль ты будешь играть в воспитании своего ребёнка. Если не находишь достаточно времени и внимания для него – значит лишишься удивительных находок и открытий. Надо лишь дорасти до ребёнка и расти вместе с ним.
Из этого первого года легко выйти полным уверенного самомнения. Считая, что ты уже понял, как обращаться с ребёнком, считая себя уже специалистом. На самом деле, воспитание оказывается долгой, многолетней борьбой родителей за право называться отцом и матерью.
Так что выйти из первого года – это как выйти из первого класса, зная, что впереди ещё многие годы учёбы. Учёбы у того маленького учителя, который самим своим возрастом переводит тебя из класса в класс. И у возможных в дальнейшем новых детей-учителей (добавлю я сейчас, хотя тогда об этом ещё не думалось).
Увы, тогда, во время своей практической «педагогики первого года», я тоже был полон самомнения и уверенности в том, что понимаю главные вещи, а о второстепенных технических подробностях семейной жизни прочту в книгах. Из-за этой самоуверенности я делал много ошибок. Самой главной из них было чрезмерная сосредоточенность на тех принципах воспитания, которых я придерживался в данный период. Принципы воспитания приходят и уходят. Сами по себе они никогда не заменят любовь и внимание к ребёнку, душевную открытость ему.
МГУ, как и прочие крупные вузы, обеспечивал своим студентам возможность во время учёбы пройти военную подготовку и получить звание лейтенанта запаса. От обязательной службы выпускник освобождался, хотя это не исключало возможности его призыва в дальнейшем – но уже в качестве офицера и не на три года, а на один.
Военной подготовкой в университете занималась специальная кафедра, на которой стиль преподавания заметно отличался от других дисциплин. Изречения преподавателей ходили среди студентов как непревзойдённые образцы анекдотического юмора.
Преподаватели кафедры, каждый в меру своего рвения, требовали от нас послушания, важнейшей добродетели, к которой их приучили в армии. Мы должны были приходить на занятия в галстуках¸ чисто выбритыми (некоторых, особо чернявых, упрекали за вчерашнее бритье). Что же касается самих предметов обучения, они для нас были довольно игрушечными после диффуров и матанализа.
Самым значительным событием, связанным с военной подготовкой, была поездка месяца на полтора в армейскую часть, где нам полагалось пройти строевую подготовку и стажировку по специальности, принять присягу. Нашему курсу выпало «служить» в Архангельске. Это была не регулярная часть, а что-то вроде пересылки, где пересекались разные потоки рядовых. Одним из ручейков оказался наш взвод.
Нами командовал молоденький сержант, ладный и по-провинциальному серьёзный, которому поначалу нелегко было управляться с анархичными мехматянами.
– На поверку! Быстро! – командовал он. – Рядовой Козлов, поторопитесь!
– Понимаете, – разводил руками Олег Козлов, стоя у кровати в одном сапоге, – у меня портянки недостаточно топологичны, чтобы быстро принять адекватную форму.
Поначалу такие речи приводили сержанта в некоторое замешательство, но наконец он нашёл адекватную форму противодействия.
– Рядовой Козлов! Не придуриваться! На поверку шагом марш!
Убедительность приказов сержанта поддерживалась его правом заставлять нас утром раздеваться, укладываться и снова одеваться, пока мы не вмещались в положенные тридцать секунд, и прочими подобными мерами. Хотя его, наверное, попросили не усердствовать с нами – в силу нашей очевидной безнадёжности.
Нашей разнузданности способствовал и режим практики по специальности. Поскольку мы должны были программировать, а вычислительные машины стояли только в генштабе и днём на них работали местные специалисты, нам разрешили выходить на практику в вечернее и ночное время, выдав соответствующие увольнительные.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу