Диего Марадона - Диего Марадона. Автобиография

Да, история как в книге, но произошла она на самом деле со мной, и мне до сих пор больно.

Я вновь рассказываю эту историю, поскольку за ней стоит очень важный на тот момент персонаж, который впоследствии сыграл большую роль и перед чемпионатом мира. Я говорю о враче Рубене Дарио Олива. Докторе. Или просто Чудаке, со всем моим уважением. Он знает, что я его так называю. Мне пришлось позвать его тогда. В тот момент, когда баск Гойкоэчеа нанес мне травму, закончившуюся переломом.

Беда случилась 24 сентября 1983 года. Я помню эту дату, словно забил тогда какой-нибудь важный гол. Как же я забуду, когда речь идет о худшей травме за всю мою карьеру? Каким жестким был испанский футбол в те времена! Просто чудо, если матч обходился без переломов. Я часто рассказывал историю о том, как я пошел в больницу навестить одного парня, которого сбила машина, потому что он хотел со мной познакомиться. Был день матча с «Бильбао», и когда я в спешке выходил из палаты, этот парень крикнул мне вдогонку, чтобы я берег себя, ведь они рассчитывают на меня. У меня холодок пробежал по спине, знаешь, все-таки подобные вещи впечатляют. Но я привык, что мне доставалось на мачтах, и уже, казалось, по-другому и быть не могло.

Для нашей команды матч прошел спокойно. Мы выигрывали 3:0, и Шустер въехал ногами в Гойкоэчеа. У них были свои разборки между собой, так как ранее баск нанес ему травму. Стадион взорвался криками в поддержку немца, а Гойкоэчеа просто хотел его сожрать, убить. Он просто хотел его убить. Так как он был рядом со мной и пристально на меня смотрел, я сказал ему:

– Спокойно, Гойко, угомонись. Ты сейчас заработаешь желтую карточку, а вы проигрываете 3:0…

Нет-нет, я не доставал его, клянусь. Я всегда так разговаривал с соперниками, особенно если они ко мне цеплялись. Но потом следил за ними. В тот вечер я не увидел, как он подошел, просто не увидел. Иначе я бы отскочил.

Произошедшую атаку тысячу раз повторили по телевизору, ее можно найти в любом архиве. Я побежал за мячом к нашим воротам. Добежал и перекинул его на левую сторону, чтобы повернуться и начать атаку. Сейчас это называют направленным контролем, и у меня отлично получалось. Коротким рывком я убивал защитников. Но едва я оперся на левую ногу, чтобы сделать рывок, я почувствовал толчок. Клянусь, звук был такой, словно ломается дерево. И тут я почувствовал… И даже сейчас чувствую. Первым ко мне подбежал Мигели…

– Как ты? Как ты? – кричал он мне.

– Он меня сломал, сломал… – ответил я плача.

Меня отвезли в больницу прямо со стадиона в фургончике, за который сегодня было бы стыдно. Это была даже не «Скорая». Когда меня положили в палату, единственное, что меня интересовало, – когда я смогу снова играть. Смогу ли когда-нибудь… Через какое-то время появился Менотти. Своим прокуренным голосом он сказал: «Вы скоро восстановитесь, Диего. И дай бог, чтобы ваши страдания послужили тому, чтобы подобное насилие прекратилось». Серьезно, играли очень жестко, очень.

Когда пришел Гонсалес Адрио, врач, который должен был меня оперировать, я сказал ему: «Я хочу быстро вернуться, доктор. Делайте, что необходимо, но я хочу вернуться как можно скорей».

Конечно, для этого нужны были руки волшебника. Доктора. Чудака. Да, руки Оливы. Он уехал со мной в Буэнос-Айрес. Я позвонил ему, потому что он жил в Милане, и Олива сразу же появился. Так случалось уже много раз. Из-за любого пустяка, какого-нибудь защемления, легкой боли. А уж из-за перелома – что там говорить! Более того, если бы в ту ночь он приехал вовремя, меня бы не оперировали. Я уверен. У Оливы были такие руки, что он мог залечить перелом без хирургии.

Повторяю, я снова возвращаюсь к данной теме, потому что этот человек сыграл самую важную роль в моем чемпионате мира. В тех обстоятельствах Олива бросил вызов Гонсалесу Адрио.

– Если через пятнадцать дней мы сделаем рентген и будут видны первые признаки срастания кости, реабилитационное лечение продолжу я по своим методам. Если нет, я оставляю его вам, – заявил он ему.

– Конечно, – ответил ему галисиец, абсолютно уверенный, что в ближайшие шесть месяцев я не смогу ходить.

До истечения условленных 15 дней моя лодыжка оказалась в руках этого мудреца. Он снял с меня гипс, сделал рентген и произнес:

– Наступи.

Я рассказываю, и мне снова становится страшно.

– Что? Вы с ума сошли?

Но я наступил. И мне не было больно.

Неделю спустя мы пошли на проверку к Гонсалесу Адрио. Он чуть не упал, когда увидел меня с костылями, но без гипса. «Ну, беритесь за меня, доктор. Пожалуйста», – сказал я ему. Я отдал ему костыли и спустился по лестнице. Конечно, Олива выиграл спор, и я вернулся в Буэнос-Айрес проходить реабилитацию. Через 106 дней я вновь играл с «Севильей». Мы выиграли 3:1, я забил два гола. Менотти выпустил меня почти в конце, и я получил одну из самых мощных оваций за всю мою карьеру. Я посвятил ее Оливе, потому что только благодаря ему моя лодыжка оставалась моей лодыжкой. Знаешь, что он объяснил мне? Я лучше владел мячом, поскольку у моей ноги был более широкий разворот, чем обычно.