Татьяна Вирта - Физики и лирики - истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

У него напряженный график работы, а также контактов с учеными Америки и Европы, так что они с Лялей находятся в постоянных разъездах. Ну, а Ляля, как всегда, обложена новинками литературы на русском и английском языках и каталогами художественных выставок, которые они по мере возможности посещают.

Особняк Горьковых стоит на берегу обширного озера и окружен тропической растительностью. С виду – это райский сад, который полого сходит к озеру необычайной красоты. Однако это только с виду. Дружить во Флориде с природой, как у нас в Подмосковье, ни в коем случае не рекомендуется. С первых минут пребывания в этом райском саду мне пришлось услышать от Ляли самые суровые предупреждения о том, что входить в контакт с водой, деревьями или каким-нибудь песчаным холмиком здесь строго воспрещается.

Подхожу к берегу озера и хочу пополоскать в нем руки по нашему, российскому, обыкновению. Попробовать воду на ощупь. Слышу окрик с терраски:

– Таня, сейчас же отойди от берега, в озере змеи!

Я присмотрелась. Черная изящная змеиная шейка приближалась к берегу.

Отхожу от берега и любуюсь лианами и серыми космами какого-то необыкновенного моха, свисающего с деревьев.

– Таня, ты что там стоишь, на деревьях сколопендры.

Иду на терраску.

– Таня, ты почему неплотно закрыла дверь, сюда может заползти… – и Ляля начинает перечислять, какое именно насекомое или пресмыкающееся может сюда заползти. Кстати говоря, на первых порах своего пребывания во Флориде Лев Горьков, усевшись на ступеньках терраски покурить, сильно пострадал от укуса какого-то ядовитого насекомого, пришлось прибегать к медицинской помощи и с тех пор повсюду возить с собой ампулы с противоядием и шприц – на случай повторения такого неприятного инцидента.

А песчаный холмик, если он вам попадется на пути, лучше всего обойти стороной. Возможно, это кладка крокодильих яиц и крокодилы откуда-то со стороны бдительно наблюдают за ней. При этом остается непонятным, каковы их ближайшие намерения…

Ляля со Львом, мне кажется, освоились в этой экзотике, и жить под Таллахасси им нравится больше, чем в Черноголовке, под Москвой, где Лев работал в институте Теоретической физики им. Ландау. Культурную программу они устраивают себе, регулярно наезжая в Нью-Йорк, – и вдоволь всего насмотревшись и наслушавшись, успокаиваются на некоторое время. Их младший сын Петя с семьей с недавних пор тоже поселился по соседству. Так что теперь им совсем хорошо.

Мотивы эмиграции у всех бывают разные и, несомненно, всегда индивидуальные. Массовый отъезд физиков из тогдашнего Ленинграда за рубеж, как только в горбачевскую эпоху открылась такая возможность, был понятен. Сколько можно было терпеть всяческие притеснения от ленинградских обкомов и райкомов? Явный и скрытый антисемитизм, невозможность выезда на конференции за границу и вообще запрет на контакты с иностранцами. Однако в некоторых случаях мотивы эмиграции, столь серьезного шага в жизни человека, для меня остаются неясными. Например, в случае с таким человеком, как Алексей Алексеевич Абрикосов. Сын известнейшего советского ученого, патологоанатома, академика А.И. Абрикосова, Алексей Абрикосов был потомственным членом московской научной элиты. Одним из самых молодых академиков в стране, и никогда не испытывал никаких унижений или давления. Находился в привилегированном положении с точки зрения материального обеспечения и пользовался абсолютной свободой. Мы хорошо знали Алешу Абрикосова со всеми его женами и детьми, общались домами, и огорчились, когда он уехал.

Что касается Нобелевской премии, которую Абрикосов получил вместе с Гинзбургом в 2006 году, то он получил бы ее, и находясь здесь, в Москве. Тогда не повезло Льву Горькову, – вместо него в этой компании лауреатов оказался американский ученый Тони Легет. На нашу поздравительную телеграмму Тони Легет ответил:

«Конечно, я очень счастлив, что получил эту награду. Но, поверьте мне, Юра и Таня, я себя великим физиком не считаю».

Такой ответ совершенно в духе Тони Легета – скромнейшего человека, и если ему и правда повезло, то это просто замечательно, и мы за него очень рады!

Возвращаясь еще раз к такой болезненной теме, как эмиграция, относительно нас двоих могу сказать: мы с Юрой никогда не рассматривали для себя такого решения нашей судьбы, как выезд на ПМЖ за границу. Объяснять это какими-то разумными доводами совершенно бессмысленно. Бывали всякие моменты, когда нам приходилось не сладко. Иногда нападало отчаяние. Но мы живем по той самой логике, которую, говоря о своей любви к «Отчизне», в двух словах гениально сформулировал Лермонтов: