Илья Венявкин - Чернильница хозяина - советский писатель внутри Большого террора.

31 июля арестовали Бруно Ясенского, писателя, шедшего через запятую после Киршона и Афиногенова в статьях про «авербаховских троцкистов». Афино­генов три дня не вел дневник и ждал ареста. На четвертый день он записал в дневнике программу действий: «1. Уйти и жить некоторое время одному, без забот о доме, без тревог за писательскую судьбу. 2. В этой тишине писать и писать — теперь знаю, куда клонит сердце, теперь могу понимать людей, теперь вырос уже недосягаемо, по сравнению со мной, год назад бывшим… 3. Никогда не завидовать никому, эта зависть уже навсегда умерла во мне, и в любых лишениях — всегда помнить о том, что у тебя в жизни все уже было — а кто дал тебе право жить так вот мирно, без катастроф и падений?» Чуть ранее в дневнике он даже установил конкретный срок, отпущенный на реализацию этой программы, — июль 1940 года.

Программа Афиногенова подразумевала трансформацию быта, творчества и личности. Принципиально важную роль в проекте по переделке себя, по мы­сли Афиногенова, играло творчество: оно служило индикатором успеха транс­формации и давало право вернуться в сообщество настоящих советских людей. Афиногенов следовал логике сталинского афоризма о писателях — «инженерах человеческих душ», только на этот раз творческой переделке он должен был подвергнуть свою собственную душу. В Переделкино Афиногенов нашел не­ожиданного союзника для своего проекта.

После демарша с отказом подписать письмо о расстреле военачальников жив­ший на даче Пастернак оказался в опале и изоляции. При этом он демонстра­тивно игнорировал нависшую угрозу и продолжал общаться с другими опаль­ными писателями. Среди них был и Афиногенов: Пастернак — художник, по­груженный в собственное творчество и не читающий газет, — воплощал идеал полноценной жизни.

Иллюстрация С. Петровича к повести Яна Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали»

В феврале 1937 года ленинградский журнал «Костер» начал публиковать повесть Яна Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали». Задуманная и воспринятая современниками как увлекательное путешествие в мир энтомологии, повесть отсылала к реалиям, сквозь которые просвечивала атмосфера террора. Маленькие дети оказались голыми и беззащитными в мире гигантских насекомых, каждая секунда в котором грозила им смертельной опасностью.

Журнал «Костер», 1937 год

Иллюстрация С. Петровича к повести Яна Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали»

Журнал «Костер», 1937 год

Однако официальное искусство того времени изображало советского человека смотрящим сверху и вдаль — обозревавшим бескрайние просторы покоренной и преобразованной природы и с напряжением и радостью всматривающимся в будущее, в историю. При этом он должен был быть частью огромного сооб­щества советских граждан, объединенных общими действиями (подписать коллективное письмо, принять участие в митинге, вместе со всей страной слу­шать сталинскую речь о Конституции или новости о папанинцах). Идея по­гру­жения в творчество, неучастия в общественной жизни воспринималась офици­альной риторикой как еретическая.

Чтобы обосновать эту неортодоксальную модель поведения, Афиногенову требовался более авторитетный источник, чем русская классика или Пастер­нак. Таким источником стало высказывание Сталина на пленуме ЦК ВКП(б) пятого марта 1937 года. В конце речи неожиданно для собравшихся генсек ударился в рассуждения о мифологическом герое Антее: «В чем состояла его сила? Она состояла в том, что каждый раз, когда ему в борьбе с против­ником приходилось туго, он прикасался к земле, к своей ма­тери, которая родила и вскормила его, и получал новую силу. <���…> Я думаю, что большевики напоминают нам героя греческой мифологии Антея. Они так же, как и Антей, сильны тем, что держат связь со своей матерью, с массами, кото­рые породили, вскормили и воспитали их. И пока они держат связь со своей матерью, с наро­дом, они имеют все шансы на то, чтобы остаться непобедимы­ми». В дневнике Афиногенов назвал эти слова «молнией, которая вырезает на граните знаки исторических рубежей». Для партийных идеологов пассаж об Антее оказался настолько важным, что им завершили главное идеологиче­ское сочинение раннего сталинизма — «Краткий курс истории ВКП(б)». Ста­линские слова становились удобной проекцией собственной жизни Афиноге­нова: большевик, ставший жертвой террора, приобретал силу от соприкоснове­ния с землей.