Евгений Никоненко - Скоробогатов - с электрикой по жизни

– Жестокий урок.

– Да, весьма. Но зато очень действенный. Другая наша бабушка Клавдия Егоровна – Клаша, была занята своей семьёй и такими же пацанами: Юрием и Вовкой, нашими двоюродными братьями. Мы периодически гостили в их доме. У бабушки Клаши был сепаратор.

– Это, наверное, было большое счастье для вас?

– Не то слово. Она пропускала через него молоко, а потом мы с удовольствием облизывали сепараторные чашечки с остатками сливок. А когда она ещё и взбивала масло на маслобойке, то к нашему великому наслаждению оставалась пахта.

– Это что такое?

– Сливки. Только обезжиренные. Что-то вроде побочного продукта. Пахта всегда остается, когда взбивается сливочное масло. Ну, давай пойдем дальше.

Когда от нас уходила бабушка Дуня, разругавшись с матерью, то в доме, при отсутствии мамы, я оставался за старшего. В мои обязанности входила и забота о маленькой сестре. Нужно было покормить Валентину, позаботиться обо всех нуждах и вовремя уложить спать. В избе на огромной пружине, которая цеплялась за крючок, вбитый в сваю на потолке, висела зыбка, куда укладывали спать сестренку. Из-за малого веса натягивать пружину, качая зыбку, было тяжело, поэтому мама подкладывала под детский матрасик тяжелый металлический утюг. Она часто плакала, и мне долго приходилось качать зыбку, успокаивая ее. Один раз, когда Валя очень сильно и долго ревела, не переставая, я, разозлившись, со всей силы качнул пружину. Что мне, нервному, напряженному от всех тех нескончаемых трудностей, что мы переживали, стоило разгневаться? Всего пустяки! Сестрёнка вылетела из зыбки вместе с утюгом, а затем он приземлился всего в паре сантиметров от сестры!

– Ничего себе! Ты, должно быть, до смерти перепугался?

– Конечно! А ты как думал? Мои конечности заледенели, на лбу выступил холодный липкий пот, внутри всё ёкнуло, когда утюг упал так рядом от её маленькой головки! Осознав, что могло бы случиться непоправимое, я тут же взял сестру на руки, успокоил и сел на лавку. Мы вместе стали смотреть в окно и ждать маму.

По осени мы ходили с сумками по полям и собирали колоски, оставшиеся после уборки урожая комбайном. Это называлось – «колосовать». Летом ходили с бабушкой Клашей за десять километров в горы, где было очень много разной ягоды: брусники, костяники, черники и земляники. Делали запасы на долгую и холодную зиму. Не чурались мы и рыбалки, ловя в ближайших озерах и прудах рыбу удочками, мордами, бреднями. В общем, всячески старались выжить в это тяжелое для всей страны время.

Время шло, и всё быстрее и быстрее приближался сорок пятый год. Я учился в четвёртом классе, и в день девятого мая находился, как и все ученики, в школе. Я отлично помню тот момент, когда учитель сказал нам, что немцы разбиты и капитулировали, война закончена. По этому поводу занятия были отменены. Не теряя ни минуты, мы толпой кинулись в свои дома, извещать своих родных и близких, поскольку ни радио, ни прессы у нас не было. Я помню то восхищение, ту эйфорию, что захватила меня, переполнила мой организм, чувством радостного волнения осела в моем животе. Тот восторг, что подхлестывал меня весь путь от школы до дома. Все эти три километра я бежал, не чувствуя усталости, и орал во всю глотку: «Победа! Победа!» Мы все не держали своих слёз, рыдали и радовались, а потом стали ждать своих близких. Наш отец прошёл войну и остался жив – это было наше великое счастье, ведь многим моим сверстникам повезло меньше, и их отцы, дяди и деды навсегда остались лежать на полях сражений Отечественной Войны.

– А когда вернулся отец?

– Это я тоже помню хорошо. Это был один из тёплых августовских дней. Мы с Юрой отправились забирать лошадь, пасущуюся на пастбищах у, так называемых, песчаных отвалов, что в полутора километрах от нашего дома. В то время, да и, наверное, сейчас, лошадей «спутывали», то есть обвязывали две ноги верёвкой, из-за чего лошадь не могла передвигаться никак иначе, нежели только вприпрыжку. Мы шли под жарким летним солнцем, отмахиваясь от надоедливых августовских мух, мошек и слепней, так и норовивших сесть на потную кожу. Я уже начал отвязывать лошадь, как со стороны поселка прибежали мелкие пацаны и сообщили, что вернулся наш отец. Не чувствуя ног под собой, мы со всей мочи кинулись с холма. Уже у дома увидели мы народ, а чуть позже и отца. Он вернулся! Все такой же высокий и сильный, в выгоревшей на солнце гимнастерке он стоял и, улыбаясь, держал на руках Валентину. На левом глазу у него была бинтовая повязка. Я первым протолкнулся через толпы и прижался к отцовской ноге, а затем люди подтолкнули и Юрия. Так мы и стояли, обнимаясь. Счастливая и радостная семья!