Виктор Кротов: Личности. Очерки об интересных людях

Роман куда богаче и глубже моего скудного пересказа. Тем более это относится к облику отца Александра. Но у него не будет недостатка в биографах. Мне хотелось рассказать лишь об удивительной истории перевода книги, в которой Александр Мень увидел нечто особое. Нечто значительное, особым образом связанное и с его жизнью, и с нашей общей судьбой. Мне видится в этой истории и некое предчувствие будущей трагедии, которая – какие бы корни она ни имела – стала для него гибелью на поле духовной брани.

Помните, как у Стругацких, в повести «За миллиард лет до конца света» силы зла, силы мировой энтропии всё сильнее ополчаются против тех, кто находится на острие интеллектуальных или духовных завоеваний человечества? Какие бы формы ни принимало это противостояние, в фантастической повести или в реальной жизни, смысл у него один, и тот, кто за этот смысл погибает, – подлинный победитель.

Иногда я думаю: а что если некий всевед назвал бы мне имя убийцы, описал его внешность и подсказал, где его найти. Что бы изменилось от этого?..

У зла нет лика, у него всегда всего лишь личина.

Личность – это замысел созидания. И если личность состоялась, она уже неуничтожима.

P.S. Это было написано осенью 1991 года и опубликовано в газете «Протестант». Её редактор, Александр Петрович Савченко, протестантский пастор, решил, что личность отца Александра значительна для любой христианской конфессии.

На эскалаторе метро, пересаживаясь с Белорусской-радиальной на кольцевую, я обогнал человека, который показался мне то ли знакомым, то ли похожим (но на кого?) – даже со спины. Впрочем, у меня и на лица-то никудышная память, я не поверил своему узнаванию ни насколько, не позволил себе понапрасну оглядываться и помчался дальше, как мчался. Только какая-то тёплая волна колыхнулась в сердце непонятно отчего.

Поезда не было, и я стоял у платформы, поглядывая на часы, когда кто-то дотронулся до моего плеча.

Это был отец Александр. Мы не виделись несколько лет (только однажды по телевизору мне попалось его выступление). Он расспрашивал меня о жизни, я что-то отвечал… Не помню слов нашего недолгого разговора… Помню ощущение громадной незаслуженной радости. И мне кажется, что разговор этот длится до сих пор, потому что он был последним.

Но разве последним?..

Стали выходить книги отца Александра. Уже не стопу машинописи можно было читать, не брюссельское издание под псевдонимом. Можно было читать и перечитывать, думать и обсуждать. Вышел белый шеститомник в семи томах. Вышла «Сила и слава» Грэма Грина в его переводе. Открыв эту книгу, я увидел стихотворный эпиграф, который когда-то отец Александр попросил меня перевести, – это была моя крошечная капля соучастия в его работе.

Сколько раз в жизни слова «отец Александр Мень» становились своеобразным паролем к общению с человеком, который до этого момента был незнакомцем. Может быть, и это – продолжение того нескончаемого разговора, который ведёшь всю жизнь с тем, кто продолжает участвовать в твоей жизни, даже если его нет рядом.

А самое главное – из «Символа веры», из нашего общего «CREDO»: «…Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».

Призвание и признание… Всего одной буковкой различаются слова, почти близнецы, и кажется естественным, чтобы всегда они стояли рядом. Разгадал своё призвание, осуществил его – и вот, достиг признания, как же иначе.

Но иначе бывает. Гораздо чаще, чем хотелось бы.

Люди, осуществлявшие своё призвание без видимого признания, наверное, ничуть не меньше достойны нашего внимания, чем знаменитости. Или даже больше. Ведь именно они являются примером духовно успешной жизни . Не на земле собирают они свои сокровища, и подлинное признание получат от Того, от Кого важнее всего его получить.

Трудно и радостно мне писать о двух моих героях. Почему – признаюсь в конце. Впрочем, сообразительный читатель может догадаться и раньше.

Давным-давно, в конце второго тысячелетия, в начале двадцатого столетия, появились на свет мальчик Ганя и девочка Муся. Жили они совершенно в разных местах, и много где побывали, прежде чем встретились друг с другом.

Ганя родился в далёком сибирском городе, в русской семье – такой русской, что больше некуда. Дед его был углежогом, отец был столяром и книготорговцем, а мать вела хозяйство, ходила в баптистскую церковь и управлялась с многочисленными детьми. Водила туда и Ганю.