Леон Дегрель - Гитлер на тысячу лет

Франция предоставила яркие доказательства своего дипломатического мастерства накануне 1914 г., когда сумела уладить англо-французские разногласия и заключила франко-русский союз; она подтвердила эти способности вновь уже во времена де Голля, по сути отказавшись занять ту или иную сторону в борьбе двух непримиримых блоков. Равным образом она могла бы применить это умение и в 1936 г. для мирного решения этой немецкой головоломки.

К тому же, Гитлер в 1936 г. ещё не был рычащим Гитлером 1939 г. Я встречался с ним на протяжении всего этого времени, поскольку интересы моей страны, зажатой между несколькими европейскими государствами, требовали налаживания ясных и разумных отношений со всеми ведущими игроками европейской политики. Поэтому я конфиденциально встречался со всеми основными государственными деятелями европейских стран — с французами Тардье и Лавалем, итальянцами Муссолини и Чиано, немцами Гитлером, Риббентропом и Геббельсом, испанцами Франко и Серрано Суньера, и англичанами Черчиллем и Сэмюэлем Хором.

В августе 1936 г. я имел продолжительный разговор с Гитлером. Встреча прошла великолепно. Он был спокоен и уверен в себе. У меня же за плечами было мои двадцать девять лет, плюс смелость и отвага.

«Никогда ещё мне не доводилось встречать такого человека среди людей его возраста» — несколько раз повторил Гитлер Риббентропу и Отто Абецу после нашего разговора. Я воспроизвожу эту оценку не для того, чтобы по павлиньему распустить хвост, но чтобы показать, что мы быстро угадали друг в друге родственные души, и он с интересом выслушал всё, что я говорил ему на протяжении нескольких часов в присутствии Риббентропа.

Так что же я ему предложил? Ни много, ни мало, как устроить встречу между Леопольдом III и Гитлером в Эйпен-Мальмеди, другой земле, которая в соответствии с Версальским договором также была отчуждена от Германии, но на этот раз в пользу Бельгии по результатам откровенно сфальсифицированного плебисцита — те, кто был не согласен с этим решением должны были публично подтвердить своё несогласие в письменном виде, тем самым, рискуя добровольно внести себя в список будущих подозрительных лиц!

Кто в таких условиях решился бы на это?

Напрасно по всей Бельгии радостно ударили в колокола, празднуя так называемое присоединение! Это было недальновидным решением, вся несостоятельность которого не замедлила бы сказаться в ближайшее время. Поэтому, на мой взгляд, необходимо было постараться упредить возможные претензии и закопать топор войны в том самом месте, где существовала опасность, что он будет пущен в ход.

Гитлер сразу согласился с моим предложением — провести плебисцит, подготовительная кампания к которому должна была ограничиться совместным выступлением глав двух государств перед собранием местных жителей, где каждый из них вежливо и публично изложил бы свою точку зрения по этому вопросу; после проведения плебисцита должно было состояться второе собрание на тех же условиях, где независимо от результата, главы обеих стран скрепили бы примирение двух их народов.

Если Гитлер — даже больше, чем Леопольд III, которому я сделал аналогичное предложение — был склонен пойти на это мирное решение, то в 1936 г. у него было ещё больше оснований согласиться с планом по совместному мирному решению проблемы австрийских, чешских, датских и прочих границ, не говоря уже о дружеском соглашении с Польшей, которая с 1933 г. примирилась с Райхом, и, с другой стороны, состояла в дружеских отношениях с Францией, каковая в этом случае могла бы стать прекрасным посредником для достижения окончательного урегулирования.

Учитывая, что незадолго до этого маршал Петен и маршал Геринг уже встречались и именно в Польше, в подобном развитии событий не было ничего невозможного.

С 1920-го года не было ни одного государственного деятеля, который сомневался бы неразумности решений, принятых по результатам первой мировой войны по поводу Данцига, польского коридора и Силезии.

Решения, принятые тогда были несправедливы, так как основывались либо на принуждении, либо на результатах сфальсифицированных плебисцитов.

Ещё до того, как возник вопрос об аншлюсе и Судетах, следовало принять иное, тщательно продуманное и разумное решение, поскольку тогдашняя обстановка, как в Польше, так и в Германии, способствовала высокому уровню сотрудничества. Дошло до того, что когда президент Гаха, отвергнутый словаками, доверил Гитлеру 15 марта 1939 г. решить судьбу Богемии, Польша под командованием полковника Бека приняла участие в военном вторжении, захватив тешинский край в Чехии. Тогдашней Польше было бы трудно отказаться от серьёзных переговоров со своим весенним союзником.