В полку не велся архив, и многие героические страницы оборо ны Тулы остались лишь в нашей памяти – свидетелей и участников тех грозных событий сорок первого года. Куда бы ни забрасывала потом меня судьба – на Брянский фронт, где был заместителем начальника штаба партизанского движения, в Белоруссию, в Югославию, куда был послан заместителем начальника военной миссии, на мирные стройки, где пришлось работать после Победы, — все эти годы я ощущал долг перед воинами рабочего полка, перед подвигом, который они совершили. Потому и решился написать книгу, рассказать в ней, как сражались, как выстояли, как побеждали туляки. Не все сохранила память, о многом напомнили мне письма и встречи с ветеранами Тульского рабочего полка. Приношу глубокую благодарность А. В. Калиновскому, А. А. Елисееву, Н. И. Журило, А. Т. Алексееву, Б. М. Сосонкину, П. Д. Шишкину, С. И. Марухину, Е. Н. Паньшиной, И. Д. Васильеву, А. А. Ти мофееву, Г. А. Чепурному, моим большим друзьям-косогорцам и многим другим, кто помог в работе над книгой.
– Искренне благодарен журналисту Василию Михайловичу Карпию, который не только сделал литературную запись моих воспоминаний, но и провел вместе со мной большую исследовательскую работу по восстановлению хронологии событий сорок первого года, по поиску людей, создавших бессмертную славу полка.
Эта книга – память о грозных событиях, о туляках, любовь к которым я пронесу через всю жизнь.
…До сих пор помню прикосновение стетоскопа к груди и заключение старого врача, который, выбив дробь пальцами у меня на спине, сказал:
– Вашему здоровью позавидует любой. Куда желаете? В какой род войск?
– Вон в ту дверь желает, – не дал мне ответить военком и показал в дальний конец коридора. – В номер семнадцатый. Мы к этому молодцу давно приглядываемся…
Признаться, я не понял последней реплики военкома. Пошел. У двери на стульях сидели три моих ровесника. Что нас ждало за этой таинственной дверью, мы не знали, а те, кто выходил из комнаты, улыбались загадочно и неопределенно.
– Горшков Анатолий Петрович? – молодой загорелый человек, сидя за столом, внимательно оглядел меня.
– Так точно, – по-уставному ответил я.
– Расскажите о себе.
Что я мог рассказать? Детство прошло в деревне, у бабушки. Изба наша стояла на пригорке у Москвы-реки, на окраине села Ново-Покров Гжатского уезда Смоленской области. К девяти годам я уже умел многое: деревенские мужики охотно делились со мной секретами работы. Возил на поля навоз, бороновал землю, жал серпом рожь, дергал лен… Бабушка была бобылка, земли своей не имела, батрачила у помещицы Епишкиной. Вышла замуж за пастуха. Жилось трудно, и пришлось деду моему пойти на отхожий промысел в Москву. Приняли его половым в трактир. Когда подросли дети – мама моя и дядя Михаил, забрал их в Москву, чтобы пристроить к делу.
Мама оказалась способной ученицей швеи-белошвейки на фабрике Прохорова (в будущем знаменитой «Трехгорки») и вскоре стала хорошей мастерицей. Замуж вышла за московского мещанина портновского цеха (было и такое сословие) Петра Васильевича Калошина, который вскоре «выбился в люди» – стал письмоводителем.
В 1908 году, 9 мая, родился я, нареченный Анатолием. В Москве жизнь становилась все тяжелей, и бабушка через два года вернулась в деревню, забрав с собой и меня. Пять лет я прожил в деревне, там пошел в школу. После смерти отца мама вышла замуж за железнодорожного телеграфиста Алексея Федотовича Горшкова. С этого времени я снова в Москве. Жили мы в трех километрах от Белорусского вокзала, ездили в разные села менять вещи на продукты, когда голод хозяйничал в городе. Потом поступил в замечательное по тому времени мануфактурно-текстильное училище имени Декабрьского вооруженного восстания 1905 года, готовившее рабочих для «Трехгорки» и других текстильных фабрик. 1 марта 1924 года вступил в комсомол.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу