Астрид Холледер - Предательница. Как я посадила брата за решетку, чтобы спасти семью

Так что я всегда честно сообщала свою фамилию и утвердительно отвечала на вопрос, не родственница ли я. После чего на меня обычно смотрели как на больную опасной заразной болезнью.

Это происходило с каждым из нас, и общий опыт укрепил нашу сплоченность. Сплоченность дает ощущение безопасности, поэтому мама, Соня, Герард и я сблизились между собой еще теснее.

Моя семья, где я когда-то считалась чудной, стала единственным местом, где я не чувствовала себя лишней.

В то утро Вим уже звонил мне на работу, но я была занята. Вечером он подъехал к моему дому.

– Спустись на минутку, – сухо скомандовал он.

Что на этот раз? Я спустилась. Вим стоял рядом со своим скутером. Вид у него был мрачный, и, как только я подошла, он выпалил:

– Встречался с Соней, спрашиваю: как там Фрэнни? Я-то знал, что она родила, но мне было интересно, что Соня скажет. Она говорит, что у нее девочка и я могу заскочить на той неделе, когда она отдохнет. Асси, ведь это неуважение – «можешь заскочить на той неделе». Понимаешь, Ас, чистое неуважение. Что они, на хрен, о себе возомнили?

Он был зол. Злился на Соню и Фрэнсис – свою племянницу, которую знал с самого рождения.

После ареста Вима малышка ежедневно целовала его фото, а каждую неделю мама и бабушка брали ее с собой на свидания в парижскую тюрьму Санте. Они выезжали в половине третьего ночи, чтобы успеть встать в очередь посетителей к 8 утра. Очередь выстраивалась на улице вдоль тюремной стены. Никакого укрытия на случай дождя, ветра, снега, жары или мороза не предусматривалось.

Это была живая очередь. В полдень тюремщики открывали ворота и запускали первую партию посетителей. В час дня ворота закрывались, и тем, кто не успел зайти, велели расходиться. Следовательно, главным было попасть в голову очереди, так что мама и бабушка Фрэнсис изо всех сил старались добраться на место не позже восьми утра. В помещение для свиданий поднимались по древней винтовой лестнице. Наверху находились крошечные кабинки площадью едва ли не с половину квадратного метра со стеклянной панелью, разделяющей посетителя и заключенного. Физические контакты были запрещены.

Соня и Фрэнсис навещали Кора, а мама – Вима. Меняться во время свиданий не разрешалось, но иногда, если кабинки оказывались рядом, а охранник смотрел в другую сторону, Соня и Фрэнсис могли увидеться и с Вимом.

Впоследствии, когда Кор и Вим ожидали экстрадиции под охраной в гостинице, близким разрешили пожить вместе с ними, и Фрэнсис тоже там бывала. Она навещала своего дядю и в голландской тюрьме. С десятимесячного возраста до девяти лет она всегда присутствовала на тюремных свиданиях со своим дядей, а после освобождения виделась с ним, когда он приезжал к ее родителям. Вим обычно брал ее с собой пообедать где-нибудь в городе.

Но начиная с 1996 года Вим почти не бывал у них.

Дети интересуют Вима ровно настолько, насколько он может использовать их, чтобы получить что-то от их родителей или других взрослых. Если ему что-то нужно от родителей, он будет исключительно внимателен к детям. Это срабатывало всегда – ведь человек, который так замечательно относится к детям, наверняка прекрасен и во всех остальных отношениях, разве нет? Ну а когда его принимали, Вим использовал ребенка как инструмент для исполнения задуманного. Еще минуту назад люди умилялись тому, как он играет с детьми, а сейчас он угрожает прибить их, если родители не выполнят его требования.

Мы старались держать наших детей как можно дальше от Вима, что в целом получалось, поскольку на самом деле ему было на них глубоко плевать.И как только он начинал проявлять интерес к кому-то из них, мы понимали – жди беды.

Вим сказал мне, что узнал о родах Фрэнсис от посторонних, и ему непонятно, почему мы ему ничего не сказали и не пригласили взглянуть на младенца. Он и сам знал почему – Фрэнсис боялась его как огня.

Мы с Соней не говорили Фрэнсис и Ричи, что за убийством Кора стоял Вим. Это знание было опасным для их жизни – Вим считает, что дети, которые «знают», не должны становиться взрослыми, «поскольку могут начать мстить».

Тем не менее Фрэнсис знала. На момент смерти Кора ей было девятнадцать, и она была свидетельницей многочисленных тревожных событий, происходивших и до, и после его гибели.

В бассейне, когда она пересчитывала шрамы от пулевых ранений на папином теле, он всегда говорил ей: «Это твой дядя сделал. Твой дядя – предатель». После второго покушения она своими ушами слышала крик Кора о том, что это подстроил Вим.