Эми Шумер - Девушка с тату пониже спины

В детстве меня до смерти напугал фильм «Улика». Я спала, положив на спину подушку – потому что кухарку в том фильме убили, ударив в спину здоровенным кухонным ножом. «С этой девочкой ничего не случится; только попробуйте проткнуть ножом эту подушку», – думала я. Как будто убийца войдет ночью ко мне в комнату, собираясь ударить меня ножом в спину, увидит, что на спине подушка, и отменит свои планы. Примерно такую же тактику я использовала, после того как услышала (не посмотрела) про фильм «Мизери». Я спала накрыв ноги подушками – на случай, если у Кейти Бейтс среди ночи возникнет желание приехать на Лонг-Айленд, вломиться ко мне в дом и переломать мне ноги киянкой. Может, поэтому я всегда спала (и до сих пор сплю) со своими жутковатыми, как из фильма ужасов, мягкими игрушками. Для защиты.

Достаточно сказать, что я была трусихой. В четвертом классе я говорила со школьным психологом обо всем, что наводило на меня ужас. Сама напросилась, а не обеспокоенный учитель к нему отослал. Наверное, я – единственная в истории девятилетка, попросившаяся на прием к мозгоправу. После сессии он отдал маме список моих страхов. Среди них были землетрясения и ленточные черви. Последние, в общем, не часто встречались там, где я жила, но мой брат изучал их в школе и не смог устоять перед порывом убедить меня, что я – легкая добыча, которую со стопроцентной вероятностью сожрет изнутри червяк. Однако первым (и самым памятным) в списке шел страх, что я случайно собью себя в масло. Он родился под влиянием страшноватой старинной детской книжки «Черный малыш Самбо», истории из времен более простых и расистских, когда писали пугающие, оскорбительные сказки, чтобы дети лучше засыпали по ночам. Когда-то она была очень популярна, потом ее запретили – и правильно сделали – и изъяли из обращения. Но у мамы книжка сохранилась. Там про мальчика, который отправляется на поиски приключений, и в итоге за ним гонятся тигры, которые так быстро бегают вокруг дерева кругами, что нечаянно сбиваются в озеро масла, которое мальчик потом относит домой матери, чтобы она напекла оладушков… А вот так вот. В общем, меня всегда мучил страх, что я как-то превращусь в растопленное масло, и сейчас он не кажется таким уж пустым. Сейчас, правда, это больше похоже на то, как я хотела бы провести свои последние сутки на свете.

Короче, в то утро, когда папа собрался отвезти нас в «Страну приключений», я встала, надела джинсовые шорты, которые заканчивались точно над коленом (шли безумно), и длинную футболку с тасманским дьяволом, чтобы все понимали, что за дела. Футболку надо было завязать сбоку, потому что на дворе было начало девяностых, а тогда зажигали так.

Папа не часто нас куда-то возил, но родители недавно развелись, так что мы начали проводить время с ним наедине. Так мы могли отхватить немножко веселья, а он – немножко почувствовать себя отцом. Он забрал нас на своей красной машинке с откидным верхом около десяти утра (даже потеряв все, он все равно водил машину с открытым верхом). Я села впереди, потому что сзади слишком дуло, и убедила Ким, что ей так больше нравится. Ехать от дома было минут сорок, но от нетерпения казалось, что четыреста: с десяток аттракционов, сколько хочешь мармеладных червяков и игровые автоматы прямо в парке!

С папой я всегда чувствовала, что меня любят выше крыши. Он старался изо всех сил. Но когда я была маленькой, его личность приводила меня в замешательство. Он – совсем не из тех семейных мужчин, игравших в гольф и пивших пиво, каких я видела по телику или на кухнях у друзей. Его трудно было отнести к какой-то категории – и нелегко было понять. В молодости папа жил богатым холостяком в Нью-Йорке 70-х – который тогда тоже переживал расцвет. Жил в пентхаусе со своим лучшим другом Джошем, в то время – знаменитым актером. Баловался наркотой, спал с девицами и наслаждался каждой минутой. Встретив маму, он простился с той жизнью. Как бы.

Когда я была маленькой, он держал себя в форме – всегда загорелый, всегда хорошо одет. Он вел международный бизнес, часто летал во Францию, Италию, Прагу, и я знала, что он вернулся из поездки домой до того, как видела его или слышала, потому что от него так мощно и роскошно пахло. Я думала, это смесь дорогого европейского одеколона, легкий запах сигарет и что-то еще, что я тогда не опознавала – а потом поняла, что это алкоголь.

Я никогда не замечала, чтобы отец сильно пил. Никогда при виде него даже не думала, что он хотя бы поддатый. Если не знать, как это выглядит, то ничего и не увидишь. Помню, как пришла из школы и нашла его вырубившимся, голышом на полу, но не сложила два и два. Помню, как он как-то попросил у меня прощения, что пропустил игру в волейбол, на которой на самом деле был, но я просто подумала: ой, папа, ничего не помнишь! Я понимала, что от него пахнет скотчем, но не принимала это в расчет. (До сих пор, когда мой парень напьется или у него серьезное похмелье и я его нежно прижимаю к себе, запах напоминает мне о папе. Когда я об этом говорю, парень смеется – думает, я шучу.)