Петр Лещенко - Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Артист Василий Вронский, владелец Русского театра, предлагал мне на паях с ним открыть кабаре «Лещенко», но я отказался, несмотря на то что условия были привлекательными, примерно такими же, на каких я когда-то открыл ресторан в Бухаресте. Вронский вкладывал в ресторан деньги, а я — имя. Доходы он предлагал делить 2 к 1, 2 части — ему, 1 — мне. Предложи мне это кто другой, я бы согласился, но иметь дела с Вронским мне не хотелось. Вронский был из тех, кто пытается угодить и нашим, и вашим. Он пресмыкался перед румынами. Примар Одессы Пынтя был его старым знакомым еще с дореволюционной поры. Именно Пынтя помог Вронскому получить в аренду Русский театр на том основании, что он держал там антрепризу до революции и при белых. За аренду Вронский платил 20 % от сборов, хотя обычно примария сдавала недвижимость в аренду по фиксированным ставкам. Плати столько-то каждый месяц вне зависимости от выручки. Пынтя же пошел навстречу старому приятелю, сделал ему любезность, вдобавок обеспечил ссуду на ремонт театра, и все это Вронский усердно отрабатывал. Он превозносил румын до небес, на каждом шагу восхищался тем, какая замечательная жизнь настала с их приходом, ругал все советское, ставил у себя в театре антисоветские пьесы, дружил с главарем одесских белогвардейцев полковником Пустовойтовым и пр. Пустовойтов пытался и меня втянуть в свою организацию (не помню уже, как она называлась). Но я сказал ему, что служил в русской армии, а не у белых, после чего он «задушевных» разговоров со мной больше не заводил.

Среди русских Вронский прикидывался патриотом. Он часто заводил провокационные разговоры о «бедственной судьбе России», осторожно поругивал немцев и румын, шутил насчет того, что власть в Одессе румынская, валюта ходит немецкая, а дух все равно остается русским. Были люди, которые поддавались по неосторожности на его провокации и после сильно об этом жалели. Михаил говорил мне, что Вронский работает на сигуранцу [80] Сигуранца (в переводе с румынского — «безопасность») — тайная полиция, существовавшая в королевстве Румыния с 1921 по 1944 год. , ссылаясь на некоего Фотю, от которого он получил эти сведения. Фотя официально был сотрудником жандармерии, а на самом деле — сигуранцы, который надзирал за порядком в Оперном театре, совмещая обязанности надзирателя и цензора. Однажды у Михаила с Фотей зашел разговор о Русском театре, и Михаил удивился тому, что там не было надзирателя от властей. «Зачем? — в свою очередь удивился Фотя. — Достаточно того, что там есть Вронский». Окончательно же я убедился в том, что Вронский работает на сигуранцу, когда в Русском театре жандармерия нашла двоих прячущихся евреев. Непосредственным пособникам за такое дело грозила виселица, а директору театра — крупные неприятности, вплоть до тюремного заключения. Порядок был строгим, считалось, что каждый начальник лично отвечает за то, что происходит в его владениях. Вронского арестовали, но через три дня выпустили, и он продолжал жить так, как жил раньше, а Пынтя и прочие чины примарии продолжали бывать у него в театре.

Отношение к евреям и цыганам было во время войны камнем претыкания и камнем соблазна [81] Камень претыкания — устаревшее название камня преткновения. Из Послания к Римлянам апостола Павла: «Якоже есть писано: се полагаю в Сионе камень претыкания и камень соблазна: и веруяй в Онь не постыдится». . У меня не было сомнений в том, как мне следует поступить, когда человек, преследуемый только за свою национальность, обращается ко мне с просьбой о помощи. Через Михаила я помог получить русские документы бывшей Верочкиной однокласснице-еврейке и ее сестре. Одному из музыкантов в «Норде», цыгану, жившему по плохо сделанным чужим документам, я опять же через Михаила сделал настоящие документы и дал денег на дорогу (он собирался уехать в Чернигов). Если я случайно узнавал, что где-то прячутся люди, например в подвале «Норда», то никому об этом не рассказывал. Многие же доносили, желая получить награду. Румыны награждали за доносительство щедро, и доносчиков в Одессе было много. Провокаторов тоже хватало. Приходилось постоянно помнить об осторожности.

Среди высокопоставленных знакомых Михаила был генерал Георге Василиу из Трофейной комиссии. Эта комиссия была сборищем негодяев, которые грабили Бессарабию, вывозили в Румынию все, начиная от фабричных станков и заканчивая имуществом обывателей. Все, что приглянулось членам комиссии, объявлялось трофеями «доблестной» румынской армии. По закону трофеями могло считаться только советское армейское или государственное имущество, но румыны могли спокойно прибрать к рукам коллекцию картин, принадлежащую частному лицу. Своя рука владыка. То, что отбиралось у одних, преспокойно продавалось другим. «Комиссионеры» (так все называли сотрудников комиссии) заботились только о своих интересах. На интересы «великой Румынии» им было плевать.