Петр Лещенко - Петр Лещенко. Исповедь от первого лица

Проклятые «патриоты» нашли нас и в Салониках. Всего каких-то десять дней прожили мы спокойно, если, конечно, ту жизнь можно назвать «спокойной». Но, во всяком случае, нас никто не тревожил. На одиннадцатый день во время выступления я увидел в зале Молодого, то есть того из двух наших преследователей, что был помоложе. Он сидел за столиком в компании какой-то девицы, внешний вид которой не оставлял сомнений в ее профессии. Судя по лицу, девица была не то гречанкой, не то цыганкой. Встретившись со мной взглядом, Молодой подмигнул мне словно лучшему другу. Я не помнил, как закончил выступать в тот вечер. В голове вертелась только одна мысль: «Как они нас нашли?» Ответ был простым — нас выдал Адамиди, ведь, кроме него, никто не знал, куда мы едем. Что в ресторане, что в гостинице мы говорили о предстоящем отъезде шепотом, чтобы нас не подслушали. Ответ был простым и напрашивался сам собой, но я не мог поверить в то, что Адамиди, по доброй воле решивший нам помочь, нас выдал. Впрочем, я не знаю, при каких обстоятельствах это произошло. Возможно, эти негодяи пригрозили, что убьют Адамиди или сожгут его ресторан.

Зиночка Молодого не узнала. Она в тот вечер была настолько испугана, что не запомнила лиц наших преследователей. Когда этот негодяй после нашего выступления явился к нам в гардеробную, Зиночка узнала его только по голосу.

«Разве вас не предупреждали, что не следует совершать опрометчивых поступков? — с прежней своей усмешкой спросил Молодой. — И разве вам не объяснили в детстве, что, давши слово, нужно его держать? Неужели вы думали, что сможете от нас ускользнуть?» «Оставьте нас в покое! — взмолился я, глядя в его холодные безжалостные глаза. — По вашей милости мы потеряли ребенка! Жена моя разбита этим горем. Сам я тоже не могу думать ни о чем, кроме этого. Зачем вы нас преследуете?» «Затем, что мы никому не позволяем обманывать нас, — ответил он. — Но так уж и быть. Из сострадания к вашему горю мы простим вас на первый раз и не станем наказывать. Но впредь на наше снисхождение не рассчитывайте». «Чего вы от нас хотите?» — спросил я. «Пока — ничего. Но скоро найдется дело. Вы пригодитесь нам и в Салониках. Артисты — весьма ценные помощники в нашем деле. К вам придет человек, который передаст поклон от Павла Антоновича. Подчиняйтесь ему во всем. И помните, что любая оплошность, не говоря уже о неповиновении, обернется для вас плохо. Совсем плохо».

Сказав это, негодяй издевательски поклонился нам и ушел. Мы с Зиночкой посмотрели друг на друга и без слов поняли, что нам нужно делать. Из ресторана в гостиницу мы шли налегке, чтобы не вызывать подозрений у тех, кто мог за нами следить. Наши костюмы и одна из моих гитар остались Христопулосу в счет неустойки. Хорошо еще, что накануне мы получили плату за первые выступления. Разумеется, мы никого не предупреждали о том, что уезжаем. Представляю, как на следующий день ругал нас Христопулос, когда обнаружилось, что мы не пришли выступать. Но у нас не было другого выхода. Имея дело с такими преследователями, мы не могли позволить себе никакой огласки.

Мы бежали наугад, куда глаза глядят. Нами владела только одна мысль: «Прочь! Прочь! Как можно скорее!» Самый ближайший пароход шел в Смирну. Мы поплыли на нем. Когда пароход вышел из порта, я облазил его сверху донизу в поисках тех, кто мог бы нас преследовать, но не обнаружил на нем ни одного русского. Смирна подходила нам тем, что там почти не было русских эмигрантов. Нескольких известных нам человек можно было не считать. Ни один из них не мог быть членом Союза.

В Смирне мы первым делом явились к Ахмеду-аге и наврали ему с три короба, объясняя свой приезд в город. Ахмед-ага встретил нас радушно, но работать у него не предложил. Мы обошли несколько мест, работы не нашли и спустя два дня уехали в Константинополь. Решили, что если и там ничего для нас не найдется, то поедем в Ригу к родителям Зиночки.

Случившееся долго держало нас в напряжении. Идя по Константинополю, мы часто оглядывались — уж не преследует ли нас кто? Бедняжка Зиночка вздрагивала от каждого громкого звука. До этого мы были общительными, а теперь начали сторониться людей.

В Константинополе нам посчастливилось уже на следующий день после приезда устроиться в ресторан «Пти шале». Взяли нас только до августа, но мы и сами не собирались надолго здесь задерживаться. Нам нужно было укрыться на время. Мы надеялись, что нас не станут долго искать. У членов Союза должны были быть дела поважнее. Из предосторожности мы выступали в «Пти шале» под псевдонимом «Жан и Жанна Дюран».