Анри Барбюс - Сталин

Покончив с едой, человек курит трубку в кресле у окна. Одет он всегда одинаково. Военная форма? — это не совсем так. Скорее намек на форму — нечто такое, что еще проще, чем одежда рядового солдата: наглухо застегнутая куртка и шаровары защитного цвета, сапоги. Думаешь, припоминаешь … Нет, вы никогда не видели его одетым по-другому — только летом он ходит в белом полотняном костюме. В месяц он зарабатывает несколько сот рублей — скромный максимум партийного работника (полторы-две тысячи франков на французские деньги).

У человека с трубкой немного суровое лицо рабочего. Не глаза ли — экзотические, чуть-чуть азиатские — придают ему ироническое выражение? Есть у него что-то такое во взгляде, в чертах лица, от чего он все время кажется улыбающимся. Или, точнее — постоянно кажется, будто он сейчас рассмеется. Таким же был когда-то и тот, другой. Не то чтобы взгляд был немного насмешлив, но глаза постоянно прищурены. Не то чтобы нечто львиное в лице (хотя есть отчасти и это), но выражение тонкого крестьянского лукавства. Он очень часто улыбается и смеется от чистого сердца. Говорит он мало — он, умеющий три часа подряд беседовать с вами по случайно заданному вопросу; умеющий так осветить любую проблему, что в ней не останется ни одной неясной грани. Он смеется и даже хохочет гораздо охотнее, чем говорит.

Вот он — величайший и значительнейший из наших современников. Он ведет за собою 170 миллионов человек на 21 миллионе квадратных километров. Он соприкасается в работе с множеством людей. И все эти люди любят его, верят ему, нуждаются в нем, сплачиваются вокруг него, поддерживают его и выдвигают вперед. Во весь свой рост он возвышается над Европой и над Азией, над прошедшим и над будущим. Это — самый знаменитый и в то же время почти самый неизведанный человек в мире.

Биография Сталина, — говорит Калинин, — является весьма важной частью рабочего революционного движения в России.

Неотделимой его частью.

И как в Советском Союзе, так и здесь (на Западе) — всякий, кто мыслит, скажет то же самое, теми же словами.

Грандиозна задача — воссоздать облик человека, так неразрывно слитого с работой мирового значения, образ политического бойца, сквозь который видны миры и эпохи. Следуя за ним по путям его жизни, мы вступаем на почву истории, мы бродим по нехоженым дорогам, мы соприкасаемся с еще неопубликованными главами библии человечества. Документы стекаются, нагромождаются со всех сторон. Их слишком много, и слишком многое открывается перед нами в этих обновленных горизонтах. Приходится прорубаться сквозь факты и документы, приходится постепенно расчищать просеки в этой еще горячей, взволнованной и живой энциклопедии.

И тут мы попадаем в самую сердцевину величайшего вопроса не только нашего времени, но и всех вообще времен: каково же будущее рода человеческого, так измученного историей, какова та мера благополучия и земной справедливости, на которую он может рассчитывать? На что в последнем, великом итоге могут надеяться два миллиарда людей?

Этот вопрос возник из самых глубин человечества; он поднят, освещен и поставлен в порядок дня несколькими современными преобразователями, желающими изменить весь мир справедливым землетрясением; и человек, стоящий сейчас перед нашим взором, является одним из них.

Было это полстолетия тому назад, в 1879 году, в грузинском городке Гори, который правильнее будет назвать не городком, а деревней. В домике на кирпичном фундаменте, с кирпичными углами и деревянными стенами, под тесовой кровлей, в домике, где спереди была дверь, а сзади вход в погреб, — родился мальчик. Его назвали Иосифом. Окружающая обстановка не отличалась особой привлекательностью. Перед домом — улочка, в буграх неровной мостовой; напротив — бараки с асимметричными заплатами и торчащими печными трубами. Посреди булыжной мостовой — сточная канавка.

У матери, Екатерины, прекрасное серьезное лицо и черные, охваченные темными кругами, глаза, такие черные, что кажутся безбрежными. Даже на недавних портретах это правильное лицо обрамлено, по древнему и суровому кавказскому обычаю, квадратом черного платка. Отец, Виссарион Джугашвили, происходил из деревни Диди-Лило и был по ремеслу сапожник. Он выполнял тяжелую работу на обувной фабрике — неподалеку; в столице Грузии — Тифлисе. Теперь можно видеть в музее истертую им жалкую табуретку, стянутую веревкой. Это был бедный, малообразованный, честный хороший человек. Он отдал Иосифа в горийскую школу (домик под деревьями, похожий на ферму), а потом и в тифлисскую семинарию, — то есть сделал для сына действительно все, что только мог сделать при своих средствах.