Елена Якович - Прогулки с Бродским и так далее. Иосиф Бродский в фильме Алексея Шишова и Елены Якович

А.Шишов.А вам не жалко Советский Союз?

И.Бродский.Мне жалко моей молодости. Но, в общем, вот этого сооружения громоздкого, которое называлось Советский Союз, а до этого Российская империя, мне, в общем, не особенно жалко. Потому что я думаю: что объединяет людей – это не политические и не административные системы, а это системы лингвистические. И русский язык как был имперским… средством имперского объединения, так им и останется. Русский язык сыграл ту же самую до известной степени роль на протяжении двух или трех столетий, которую, скажем, сыграл когда-то греческий язык при эллинизме, и которую сыграла латынь в Римской империи, и которую играет английский язык на сегодняшний день. То есть империя распалась Британская, но английский язык, что называется, шествует по всему миру. Даже я на нем говорю! Вот вам ответ на имперские дела. То есть, если угодно, у меня двойное имперское мироощущение, основанное на английском и на русском или на русском и на английском. Меня можно назвать двуглавым орлом.

И.Бродский.Вы знаете, столицы, все столицы в мире чрезвычайно мало имеют отношения к странам, столицами которых они являются. Петербург – ни в коем случае не исключение. Москва – тоже не Россия. Она Россия только благодаря вокзалам своим. Тут она становится Россией. Вообще страна всегда начинается… Россия начинается – с вокзалов.

Вы спрашиваете меня, люблю ли я Москву. Ну, активного отношения у меня к ней не было. Более того, есть части Москвы, которые, в общем, мне чрезвычайно дороги. «Переулки, что валятся с горки», вот Москва, описанная Рейном. Вот с этого для меня Москва началась. Ну, он действительно «двух столиц неприкаянный житель».

Это замечательный город, я в нем какую-то толику своей жизни прожил. Я туда приезжал, как правило, зарабатывать деньги, то есть в издательства, потому что в родном городе мне работы никто никогда не давал, а в Москве давали. И Москва для меня прежде всего связана с ощущением колоссальной экстерриториальности, то есть когда ты все время как бы кочуешь по этому городу. Разные квартиры и в связи с этим все время возникающие диковинные ситуации и так далее, и так далее. Но в Москве у меня действительно несколько чрезвычайно дорогих для меня мест. Это Тишинка, на которой я прожил довольно много, потому что у меня там живет человек, которого я очень люблю, Мика Голышев. На Тишинской площади, как раз напротив рынка, напротив стоянки такси. В доме с аптекой, да. Над аптекой он и жил. В этом доме произошли всякие для меня, так скажем, кардинальные события. Ну, и замечательные куски Москвы, когда я вспоминаю об этом. Скажем, та же самая Ордынка, дом Ардовых, где Ахматова жила в Москве.

Тогда нам казалось – и грешным делом мне кажется и сейчас, – что из всех городов мира Москве больше всего соответствует Нью-Йорк: ритмом своим, мешаниной стилей и людей, скоростью и много чем еще. Прожив столько лет в Нью-Йорке, видел ли он здесь сходство?

И.Бродский.Нет, нет, совершенно нет. В Нью-Йорке где-то начиная от восьмидесятых улиц Ист-Сайда, на восточной стороне, в сторону Колумбийского университета и в сторону Гарлема, там действительно возникает ощущение Москвы, потому что стоят дома примерно той же высоты и того же масштаба, как на Охотном Ряду. Или в Охотном Ряду. И от этого есть какое-то ощущение сходства. Но не более того. Это совершенно другой город, с другим ритмом, с другим просто абсолютно колоритом. В Нью-Йорке, помимо всего прочего, начать с того, чрезвычайно мало колонн в фасадах. То есть все это есть, но преимущественно это такая гигантская игра в кубики, доведенная до абсолюта. Причем абсолютно хаотические кубики. Ну, потому что этот город построен без всякого плана, как бог на душу положит или как, скажем, кто деньги на стол положит. Так это все возникало. То есть там нет этой идеи ансамбля, там нет идеи квартала… Все это возникало исключительно, грубо говоря, по необходимости, финансовой скорее всего. Нет, это город, совершенно не дающий мне ощущения сходства с Москвой, хотя вот эти участки есть. Когда кусок Бродвея ты смотришь, где-нибудь от 80-й или от 90-й улицы до 116-й – это действительно ощущение Москвы, какого-то Охотного Ряда или я уж не знаю чего. Но это не лучшая Москва. Нет-нет. Там нет особняков, какие есть в Москве. Ну, поскольку этого никто не мог себе позволить просто. То есть кто-то мог себе позволить, но даже если бы кто-то себе и позволил и построил как бы усадьбу в центре города, то лет через пятьдесят – сто это бы все снесли, стерли к свиньям и воздвигли бы небоскреб или, по крайней мере, что-то коммерчески более осмысленное, выгодное. И так далее, и так далее. Кроме того, конечно же это не Москва уже хотя бы по той причине, что Манхэттен – остров.