Владимир Андреев - Моря и годы (Рассказы о былом)

— Поставлено пятьдесят!.. Сто!.. Двести!.. Грохочут паровые лебедки, подающие мины из погребов. Люди, занятые раскаткой мин, явно не справляются. Им на помощь приходят зенитчики, пулеметчики, даже те, кто выделен в аварийные партии. Мины летят за борт строго через назначенное число секунд.

Постановку закончили вовремя. Развернувшись, идем малым ходом вдоль линии мин. Убедились, что все буйки плавают — значит, все мины поставлены. Стали на якорь. Теперь уже сам Пехарев должен, точно определить, правильно ли стала на заданную глубину каждая мина, и точно установить местоположение всей линии, которая перекрыла всю бухту. Дан отбой боевой тревоги. Все спешат на бак перекурить. Настроение у команды приподнятое.

День выдался на загляденье погожий, на воде гладь. Лучшую погоду для выборки мин и не придумаешь. Но людям после такого тяжелого труда надо дать отдохнуть. Решили выборку мин начать на утренней зорьке. Всему личному Составу было объявлено: побудка в пять, команде — горячий завтрак за счет экономических сумм.

Возвратившийся Пехарев доложил: мины стали хорошо, по штурманской части полный ажур.

Утром начали выборку мин. В работе никого понукать не приходилось. Еще вчера на сборе результаты замеров минной линии были объявлены всем. Каждый знал: нормативы приготовления мин хотя и на несколько секунд, но перекрыты.

Подача мин через коридоры кают командного состава была чрезмерно трудной и могла сорвать темп постановки. Однако моряки других боевых постов пришли на помощь минерам. Были и другие, более мелкие огрехи и недостатки, в том числе в подсчете числа сброшенных мин. Никакой механизации, никаких приборов в этой области тогда еще не существовало. Видимо, потому, что на флотах вообще не было заградителей с таким большим запасом мин, как у нас на Тихом океане. Проведенная постановка дала богатый материал для размышлений и улучшения организации всего этого дела.

Мины выбрали за два дня благодаря виртуозной работе людей и милостивой погоде. Но, как и предрекал Эйст, приведение в порядок мин и корабля заняло неделю. Сколько мы пи мыли деревянную палубу, отмыть ее от минного сала так и не смогли. Осталось одно — вымыть ее хлорной известью, которая предназначалась только для дегазации и без разрешения вышестоящих химических инстанций тратить ее запрещалось.

Решили попросить помощи у Эйста, когда он придет на минный склад, где мы будем сдавать имущество, чтобы узнать результаты постановки и проверить состояние минного боезапаса. А что он придет, мы были уверены.

С якоря снимаемся с таким расчетом, чтобы у минного склада быть ровно в девять. Пришли к намеченному часу. На склад прибыл Эйст, покачал головой, увидя, в каком состоянии верхняя палуба.

Флагманский минер флота самым тщательным образом ознакомился с отчетными документами, согласился со многими нашими предложениями и, поблагодарив команду за проведенную работу, убыл на катере в штаб флота. Нашу просьбу отпустить нам три бочонка хлорной извести Эйст передал в штаб флота, и вскоре мы получили желаемую хлорку.

Сразу же после минной постановки мы запросили разрешение перейти в другую бухту для пополнения запасов пресной воды. В те времена в той бухте был образован большой водоем, куда собирали дождевую воду, пригодную для питья и паровых котлов.

Получив разрешение, вышли по назначению, а через три часа уже вошли в бухту. Отдав правый якорь и развернувшись, рассчитывал подойти к пирсу кормой.

Корабль на среднем заднем ходу приближается к пирсу. С кормы докладывают:

— Осталось тридцать… двадцать пять метров…

Машинным телеграфом даю команду: «Полный вперед!», а исполняется она наоборот: «Полный назад!» Что за чертовщина?!

С кормы докладывают уже тревожным голосом:

— Осталось восемнадцать метров.

Бросаюсь к переговорной трубе, идущей в машинное отделение.

— Самый, полный вперед!

— Есть, самый полный вперед.

— Отдать левый якорь!

— Осталось пятнадцать метров, — несется с кормы. Сейчас врежемся кормой в пирс — и прощай руль, прощай винт…

— Аварийный вперед!

— Есть, аварийный вперед!

Но расстояние до пирса катастрофически сокращается. Кажется, уже ничего нельзя изменить. С замиранием сердца смотрю на береговую черту и своим глазам не верю: случилось чудо — корабль остановился!

— Стоп машина! Якорь-цепи не задерживать.

С корабля — с нависшей над пирсом кормой — руками передают швартовые тросы. Гребцы швартовой шестерки быстро закрепляют их за кнехты. С кормы на пирс мгновенно подается сходня.