Борис Ардов - Table-Talks на Ордынке

— Арий Давыдович, на кого же вы нас покидаете?

— Кто же нас теперь хоронить будет? Арий Давыдович отвечал:

— Мне, конечно, жалко уходить… Я уже к этому делу привык… Но что поделаешь — здоровье, годы… Вот уже есть человек, — тут он указал на Качера, — который займет мое место…

— Арий Давидович, — говорят ему, — мы ничего не имеем против вашего преемника… Но одно дело — вы, а другое дело — он…

— Ничего, ничего, — произнес Ротницкий. — В нашем деле так: увлечется будет работать!

В свое время в Москве были весьма популярны афоризмы и шутки Моисея Маргулиса — парикмахера, который работал в Доме литераторов.

Летом 1941 года несколько писателей, ожидавших своей очереди постричься, вели разговор о том, что главнее в только что разразившейся войне — артиллерия или танки. Маргулис некоторое время молча слушал эту беседу, а потом заметил:

— В этой войне главное — выжить.

В Доме литераторов было собрание, на котором должны были сурово осудить за идейные просчеты кого-то из собратьев по перу. Глядя на нескончаемый поток участников собрания, Маргулис сказал:

— Интересное дело. Когда хоронят мертвого, то их почти никого не бывает. А вот когда будут хоронить живого — вон их сколько пришло…

Маргулис разговаривал с очередным своим клиентом, и речь зашла о каком-то писателе, чья звезда стремительно восходила. Старый парикмахер резюмировал:

— Я вам так скажу. Если бы я был молодой, и у меня был бы талант, я бы писал не хуже…

После первого разоблачения Сталинских злодеяний на XX съезде Маргулис говорил о мавзолее, где в те дни находились два трупа.

— Пока что они там лежат вдвоем, но жировка выписана на Владимира Ильича.

(«Жировка» — наименование документа, который выдавался «ответственному квартиросъемщику».)

К Маргулису пришел какой-то известный советский писатель. Он сказал:

— Прошу вас, побрейте меня… Только как можно более тщательно. Я сейчас пишу роман… Но если у меня на лице есть хоть один волосок, я совершенно не могу работать…

Маргулис молча сделал свое дело, а на прощание сказал клиенту:

— А между прочим у Льва Толстого была вот такая борода…

Со слов В. А. Успенского мне стали известны еще три анекдота о парикмахере Маргулисе. Он говорил одному клиенту:

— Вот все говорят: судьба, судьба… Я вам сейчас расскажу про судьбу, от нее никуда не уйдешь… У меня было два знакомых, которые во время войны оставались в Москве. Один из них страшно боялся бомбежек, и как только тревога, он заворачивал подушку в матрас и спускался в бомбоубежище… А другой никуда не ходил, хотя, между прочим, жил на последнем этаже… Так и что вы думаете?.. Что такое судьба?.. Что кому написано, то и будет, и от судьбы не уйдешь… Тот, который ходил в бомбоубежище, таки остался жив. А тот, который жил на последнем этаже и никуда не ходил — так его разбомбило к чертовой матери…

Маргулис говорит:

— Я вчера подстригал Генерального секретаря Союза писателей, члена Центрального Комитета нашей партии Александра Александровича Фадеева… И я вам так скажу: волос — ничего особенного…

Маргулис стрижет Валентина Катаева, который только что вернулся из-за границы. Клиент вовсе не расположен разговаривать с парикмахером, а потому отвечает односложно:

— Вы были за границей?

— Да, был.

— Ну, и где вы были?

— В Италии.

— И были в Риме?

— Был.

— И видели Римского Папу?

— Видел.

— А правда говорят, что когда приходишь к Римскому Папе, то надо целовать ему туфлю?

— Да, правда.

— И вы целовали?

— Целовал.

— Ну, и что вам сказал Римский Папа?

— А вот когда я наклонился, чтобы поцеловать ему туфлю, он спросил: «Какой засранец подстригал твой затылок?»

Еще Михаилом Булгаковым было замечено, что главные советские писатели те, у кого есть дачи в Переделкине. Так это продолжалось и после войны. Литфондовский поселок жил своей жизнью — со своими сплетнями, интригами и даже фольклором…

Например, грязная пивнушка неподалеку от городка писателей получила наименование «Фадеевка» по причине вполне объяснимой, а для переделкинских жителей и вполне наглядной.

Кстати сказать сам Фадеев застрелился именно в Переделкине, на своей даче. Рассказывали, будто за несколько часов до этого он зашел к старому своему приятелю Юрию Либединскому и в частности сказал:

— Я думал, что охраняю храм, а это оказался нужник…

Фадеев оставил письмо, адресованное в ЦК КПСС. Говорили, что его преемник — А. А. Сурков как-то спросил у Хрущева о содержании этого письма, а тот ответил: